понеделник, 12 август 2013 г.

Предателят

Отдавна се опитвам да проумея какво е предателят. Предателството впрочем е деяние, а много хора, за тяхно щастие, не стигат до деянието, тъй като просто не им се удава случай да извършат онова, за което се чувстват (или поне изглеждат) готови. Спомням си мястото в "Престъпление и наказание", когато Разколников още не е решил дали наистина ще убие лихварката, и изведнъж най-случайно узнава кога и в колко часа тя ще си е сама у дома си. И се усеща така, сякаш случаят е получил власт над него и го насилва, и като че ли някой друг е взел решението за убийството; и на него не му остава нищо друго освен да го изпълни. Това е "удобният случай".

Така че и предателят може да не предаде "явно" поради липса на подходящи обстоятелства, но да е готов за това. Преди деянието той все още е само "подлец" - човек, комуто личи, че се е отрекъл от онези, на които е близък, с които е бил дълго заедно и още е заедно; и се е отрекъл, за да "успее".

Предателят, бил той само още подлец или осъществен предател, е започнал с чувство за неудовлетворение от "своите си". И кое не го е задоволявало? Както после се разбира, това е относителният (струващият му се) недостиг на някои блага - ситост, удобства, чест; също пари и власт, може би не заради тях самите дори, а защото чрез тях се придобиват онези.
Този човек желае благата и се изпълва със завист към онези, у които ги е видял. Той намразва близките, задето "нямат" и с това са станали причина и той "няма"; или "имат", но някак са го "лишили". Към завистта си спрямо "имащите" той добавя раболепно възхищение (щом имат, значи са го заслужили). Тази "заслужилост" той я смята за добродетел, и така оправдава примъкването си към тях - на него самия то не му изглежда да е от корист, а само като приобщаване към добродетелността. Покрай нея пък ще дойдат и желаните блага. Това е самооправдание и то е нужно, защото предателят, като всеки човек, трудно може да мисли себе си като за обикновен негодник.

Необходимо е предателят да е уверен, че "своите" са презрени или телесно застрашени. А той не иска да е презрян (защото е честолюбив) нито пък застрашен. Последното не е осъдително, но, от друга страна, не всички се страхуват от едни и същи неща; и при едни и същи обстоятелства у едни възниква страх, а у други - не. И най-после, някои се страхуват, но устояват и не предават "своите си".

Поради това той започва да се измъква изсред множеството на "застрашените и презрените" и да дава сигнали, че вече "не е от тях". Сиреч, бил е, но вече е решил да не бъде. И полека се примъква към онези, които имат чест и са в безопасност.


**

Русские — наверное, единственный народ в мире, у значительной части которого прочно вошло в привычку не отзываться о себе как о народе хорошо. Характерные национальные черты принято сравнивать с особенностями соседей, причем всегда не в свою пользу. 

Если обращаем свой взор на Восток, то отмечаем, какое там царит целомудрие и почитание стариков, и как нам до этого далеко с нашим развратом и неблагодарностью. Если — на Запад, то приводим в пример чистоту улиц и совершенство демократии, не забывая при этом попрекнуть себя отсталостью и неорганизованностью. 

Некоторые даже видят в этом акт смирения: смотрите, из какой грязи я произошел, куда уж мне! Был даже целый такой жанр в православно-патриотических СМИ 90-х годов, да кое-где и сейчас встречается — самобичевательски-покаянный. Его суть можно обозначить так: мы, русские, впали в тяжкие грехи и совсем опустились, мы пьем водку и делаем аборты, а потому и поделом нам, если завтра придут благочестивые мусульмане-трудолюбивыекитайцы-доблестные войска НАТО-нужное подчеркнуть, займут наши города и веси и наладят там правильную, достойную жизнь. А нас больше не будет — ну да и сами виноваты, ведь по грехам же. 

Покаяние — это дело очень личное. Это когда только ты и Бог, а еще священник, который только свидетель, и аналой с крестом и Евангелием. И грехи ты на исповеди называешь свои, отягощающие твою совесть, а не жалуешься на родных и близких и не пересказываешь о них сплетни. Но о себе — это очень близко к телу, это жестко и больно, а тут предоставляется такая замечательная возможность: и вроде как покаяться, и не в том, в чем именно ты согрешил. И движение какое-то происходит, и жизнь свою в то же время можно не менять. 

Знаете, есть много таких семей, на примере которых можно убедиться в том, как работает пятая Заповедь Божия — «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле». Вот только, увы, чаще эти примеры бывают отрицательными. Это те семьи, где ребенок растет без отца ― разведенного или рано умершего ― а мать, исполненная на своего бывшего обиды, разрешает говорить о нем либо ничего, либо плохо. То есть, самый близкий человек, мать, постоянно принуждает ребенка совершать тяжкий грех против второго его самого близкого человека ― отца. Это порождает тяжелый конфликт, с которым ребенок не может справиться. 

Именно те дети, из которых обиженная мама «коленом вышибает» согласие с тем ее мнением, что «папа был плохой», в подростковом возрасте часто становятся наркоманами, алкоголиками или игроками. Вся человеческая жизнь катится под откос, и только по одной причине ― похулил отца, совершил Хамов грех. Для справедливости замечу, что работает то же правило и в отношении матери или других членов семьи, вот только подобные случаи не распространены. 

А похулить свой народ ― это еще гораздо хуже и тяжелее для судьбы, чем осудить отца. Допустим, был у ребенка отец пьяница и дебошир, сын в деталях помнит драки и скандалы своего детства, и не так-то ему просто все это забыть и простить. Но в таком случае можно «делать жизнь» с трудолюбивого и трезвого деда. Или доброй и сердечной матери. Или с рассудительного и невозмутимого дяди. 

Но в том случае, когда тебя заставили несколько раз повторить «русские плохие», а у тебя так уж сложилось, что все только русские по всем линиям, то под ногами вообще не остается опоры. Прокляты все предки до седьмого колена, не на кого опереться, остается только впасть в крайнюю тоску и пойти повеситься. Ну, или запить по-черному, раз уж тебя записали в потомки пьяниц, и другого выхода нет. 

Этот страшный грех хулы на отцов нам подкладывают постоянно, заворачивают в яркие обертки, предлагают проглотить, как сладкую конфетку. Скажи волшебные слова: «Хочу отель на курорте, где русские не отдыхают», — и будет тебе комфорт и счастье. Скажи другие: «Русские не любят и не умеют работать, поэтому приходится завозить трудолюбивых, выносливых и неприхотливых мигрантов», — и тебя сочтут просвещенным толерантным человеком и станут принимать в приличном обществе. Скажи благочестивое: «Все русские должны денно и нощно каяться в грехе цареубийства, кровь на них и на их детях», — и станешь приятен не только либералам и левым, но и некоторым правым. 

Нет, не будет тебе счастья, равно как и Хаму с его потомками. Потому что, привычно хуля свой народ и свою кровь, ты разрушаешь себя, потрясаешь основы своего бытия, а не чьего-то иного. Даже если ты не русский по крови, но говоришь на русском языке и воспитан в русской культуре, то последствия будут те же ― занимаясь постоянным самовнушением на тему «негодности русских», ты сможешь убедить себя только в собственной негодности и запустить программу самоуничтожения, остановить которую будет очень, очень трудно. 

Как же все-таки перестать себя разрушать? Для этого нужно учиться быть благодарным не только членам своей малой семьи ― родителям, супругу, детям ― но и как большой семье своему целому народу. А русский народ очень даже есть, за что благодарить. Хотя бы за то, что он сумел выжить, и именно поэтому ты сейчас ходишь по земле. Выжить в войнах, в революциях, в самых тяжелых и трагичных исторических перипетиях и потрясениях. Поверьте, это не было легкой жизненной задачей. 

Тогда мир вокруг вас начнет потихоньку меняться. И, приехав в старинный город, вы начнете видеть не уснувшего на лавочке грязного алкоголика и не раскрашенных существ женского пола в красных ботфортах, а, например, собор XVII века и купеческий дом с палисадником. Слово «русский» встанет совсем в другой ассоциативный ряд ― не «русские пьяницы», «русское быдло» и «русские… хм… женщины легкого поведения», а «русские богатыри», «русская культура», «красота русской природы» и «русская церковь». 

Почему это важно? Потому что русский ― это ты. И образ русского, складывающийся из мельчайших деталей в твоей голове ― это образ себя. Это твоя жизненная сила и опора для дальнейшего роста. Она может стать благословением, если принимать ее с благодарностью к предкам, или проклятием, если делать акцент на их грехах. Да, Ной был пьян на самом деле, вот только разные его потомки отнеслись к этому по-разному.

http://atnews.org/news/khamov_grekh_ili_pochemu_russkie_ne_govorjat_o_sebe_khorosho/2013-09-08-9903


**

...

– Выходит, больные шизофренией испытывают к близким этакую «любовь–ненависть»?

– Да. Для душевнобольных людей это большая драма. И семья их от этого очень страдает. То же самое происходит и по отношению к Родине. Ведь «Родина» есть некое устоявшееся понимание макросоциума, где человек любим, принят, защищен. И он, в свою очередь, начинает любить этот уже не узкосемейный, а гораздо более широкий социальный круг. Он готов его отстаивать, защищать. Если же теряется взаимопонимание с макросоциумом, то опять-таки идет отторжение. Человек перестает включать его в категорию «мое» и относится к Родине негативно.

– Любовь к Родине предполагает и любовь к предкам, поскольку это место, где они жили, за которое воевали, проливали кровь, погибая в том числе и за своих потомков – за нас.

– Да, этот альтруизм, эта забота, этот своеобразный аванс, выданный нам предками, чтобы мы могли спокойно жить в своем доме, на своей Родине, очень важны для того, чтобы мы почувствовали себя защищенными, собрались с силами и сами проявились в мире как личности. Это фундаментальные опоры, почва, на которой человек стоит и не падает. И если она вдруг выбивается из-под ног, то человек, естественно, начинает колебаться. У него возникает чувство тревоги, от которого болезненное состояние только усиливается. В детской психиатрии широко известен такой тест. Он применяется, когда ребенок испытывает сильное беспокойство и необходимо провести тонкую диагностику, понять: то ли у него развивается шизофрения, то ли это просто невротические реакции. Ребенку предлагают представить некую критическую ситуацию, связанную с посягательством на то, что теоретически должно быть ему дорого. Допустим, хулиган обижает его сестру. Или враги напали на его Родину. И ребенок должен сказать, на чьей он будет стороне...

– Значит, если ребенок, будучи не иностранцем, а русским, воспитывающимся в России, скажет, что в войне 1812 года он поддержал бы французов или в Великую Отечественную войну воевал бы за немцев, у психиатров есть веские основания заподозрить у него шизофрению?

– Да.

– А если враги будут представлены ему в самом что ни на есть отвратительном виде, он их все равно предпочтет своим близким?

– При глубокой патологии – да...


– А что происходит с обществом, когда оно заражается антипатриотическими и антисемейными настроениями? Когда превыше всего оказываются эгоистические интересы, установка на индивидуализм и самость?

– В таком случае общество впадает в болезненное состояние. Происходит как бы некое накопление шизофренических флюидов, и общество не может обеспечить свое собственное выживание. Это глубокое нарушение инстинкта выживания общества. Общество, отторгающее свою историю и, соответственно, своих предков, свой род и народ, не имеющее героев и общепризнанных авторитетов, общество, которое считает, что в его истории не было ничего хорошего, что его история позорна, такое общество находится в состоянии хаоса...

– Пожалуйста, оцените с точки зрения психиатрии людей, которых в России все раздражает, которые отторгают нашу культуру, историю, говорят, что не могут вспомнить ничего хорошего, потому что их жизнь протекала в «проклятом совке», где по определению не могло быть ничего положительного. И в то же время такие люди, будучи патриотами Запада, не уезжают туда, хотя сейчас вполне могут это сделать, а стараются здесь изменить жизнь на западный манер, то есть пытаются пересадить на нашу почву иную реальность. Не отдельные ее элементы (допустим, теплые, комфортабельные санузлы в сельских домах или современные автомагистрали), а всю реальность целиком. Им хочется реформировать весь наш образ жизни, изменить ценности, сделать Россию и нас всех другими…

– Скорее всего, это резонерство, то есть бесплодные умопостроения, оторванные от реальности и тоже характерные для больных шизофренией. Обычно такие резонеры-западники и западной жизни-то по существу не знают; это больше их фантазии на тему Запада. Для того чтобы предложить какой-то нормальный реформаторский проект, необходимо глубоко вникнуть в суть дела, изучить его изнутри и реалистично оценить возможность его осуществления, плюсы и минусы. Возьмем пример того же Петра I. Прежде чем начать реформы, он несколько лет работал на верфи в Голландии простым рабочим, досконально изучил тамошнюю жизнь, понял, что ему нужно, а что – нет, и только потом стал предлагать. Современные же реформаторы, в основном, предлагают химерические проекты. И неудивительно, что когда эти проекты начинают претворяться в жизнь, их постигает провал. Такое реформаторство шизофренического типа с резонерством мы все имели несчастье наблюдать – и не только наблюдать, но и переживать его последствия – в эпоху Ельцина. За проектами резонера не стоит ничего реального. Он в беспокойстве, ему хочется что-то сделать, но предлагает он пустое.

– А как популярно объяснить, что такое резонерство?

– Это бесплодное мудрствование. Слов много, а смысла нет.

– Вы говорили, что у шизофреника происходит диссоциация личности: свою личность со всеми ее связями он отторгает. Но что же тогда остается?... Здоровым он, отрекшись от себя и своего окружения, все равно не станет?

– В подавляющем большинстве случаев – нет. Эти изменения будут, скорее всего, со знаком минус. Хотя в некоторых, достаточно редких случаях возможны и позитивные изменения. Мой учитель, крупный психиатр и крупная личность, Анатолий Кузьмич Ануфриев, говорил, что у душевнобольного человека на этапе выстраивания новой личности иногда вдруг проявляются какие-то особые способности. Но это все равно происходит в ущерб другим его способностям и качествам... Если болезнь прогрессирует, больной чаще всего выходит в парафрению. У него возникает неадекватное представление о значимости собственной личности, не подтвержденное никакими объективными параметрами.

– Например, он мнит себя Наполеоном?

– Да, какой-то суперфигурой, но это будет болезненное фантазирование, не подкрепленное реальностью.

– А что будет в реальности?

– А в реальности он будет эмоционально уплощенным, эгоцентричным, малопродуктивным, десоциализированным.

– Грубо говоря, он будет лежать дома, не работать, разведет вокруг себя грязь. Максимум, на что способен человек в таком состоянии, это смотреть телевизор, да?

– Отчего же? Пока у него будет хватать энергии, он может ходить куда-то выступать, пропагандировать свои шизофренические идеи. В том числе идеи спасения Отечества или реформирования религии. Но постепенно пассивность, депрессия будут нарастать, и дело, скорее всего, кончится возбуждением в пределах постели, лежа на которой он будет мнить себя выдающимся человеком...

– Но, с другой стороны, в нашей истории уже были времена отрицания национально-культурной идентичности. Порой эти тенденции заходили так далеко, что правящий класс, дворянство, даже отказывалось говорить на родном языке... Однако Наполеона встретили не хлебом и солью, а залпами орудий. Наши дворяне не уподобились маленькому шизофренику из психиатрического теста и не солидаризировались с агрессором. Окончательной шизофренизации не произошло. Как Вам кажется, почему?

– Мне кажется, тут уместно вспомнить идеи Л.Н. Гумилева, который считал наш этнос довольно молодым, развивающимся. Если посмотреть на русскую жизнь начала XIX века с этих позиций, то мы увидим, что в России уже сложилась какая-то культурно-историческая база, которую дворянство чтило, а с другой стороны, общество находилось в развитии и живом взаимодействии с окружающим миром. Интерес к другим нациям – это вообще как бы «изюминка» России. Мы всегда интересовались другими культурами, и в этом увлечении был элемент игры. Как бывает у человека в юности, когда он примеривает на себя различные маски, ищет свой образ. Однако при этом сохранялось здоровое отношение к государству, к этнической целостности. И в минуту опасности эта детская игра, детское фантазирование уходили, уступая место взрослому, ответственному отношению к судьбе страны... Дворянство могло играть во французов, но когда эти игры запахли потерей чести, с ними было покончено.

– Давайте теперь мысленно перенесемся из начала XIX века в конец XX. В историческом масштабе прошло не так уж много времени – меньше двух столетий. Однако установки элиты поменялись кардинально. Трусость и предательство стали подниматься на щит. В перестройку наша творческая интеллигенция, любившая называть себя «четвертой властью», не стеснялась говорить, что лучше бы фашисты нас завоевали, ведь тогда у нас были бы сейчас дешевые немецкие сосиски и отличное, качественное пиво. Разве не безумие – вести такие речи?

– У меня такое впечатление, что у многих наших либералов, среди которых как раз и сильны антипатриотические настроения, очень слабая самостность. Как личности они вовремя не сформировались и потому ищут, где и у кого можно что-то позаимствовать. Это глубокая незрелость, которая вполне может быть связана и с болезненным состоянием психики. Что совершенно неудивительно, если вспомнить, откуда возникла современная либеральная интеллигенция. Это же, в основном, большевистское наследие, потомки тех, кто в свое время усиленно будоражил общество, создавая революционную ситуацию, заряжая мир энергией недовольства, злобы, отторжения реальности. Эти люди не приняли существовавшую до революции русскую культуру, пытались ее смести...

– Когда в ельцинские времена заговорили о демографической катастрофе в России, сначала все списывали на резкое обнищание народа. Что было вполне естественно, ведь советским людям с детства вдалбливали материализм. Но теперь, когда пошла перестройка сознания, многие уже понимают если не примат, то хотя бы важность духовных факторов. Понимают, что низкая рождаемость и повышенная смертность, рост числа преступлений, алкоголизация и наркотизация зависят не столько от материального, сколько от духовного состояния общества. Вероятно, когда общество вгоняется в шизофрению и у него начинается отторжение своей культуры, своего государства, предков и в конце концов себя самих, многие люди впадают в депрессию. А на фоне депрессии часто развиваются различные болезни, укорачивающие людям жизнь.

– Да, тут можно провести аналогию с раком. Сейчас и многие представители классической медицины, и гомеопаты, и психотерапевты считают, что рак развивается в результате накопления тяжелых стрессов. Можно сказать, что это своеобразное «загрязнение» организма. И если очищения не происходит, если человек долго находится в угнетенном состоянии психики, то в организме развиваются раковые клетки. Причем развитие раковой клетки отличается от развития обычных клеток тем, что она становится самостийной. Этакой клеткой-эгоисткой, индивидуалисткой. Она отделяется от всех и для того, чтобы выжить в условиях общего загрязнения организма, начинает создавать себе особые условия. И какое-то время ей это удается! Она успешно развивается за счет здоровых клеток и даже поддерживает своих «единомышленников» – другие раковые клетки. Разрушая организм, они начинают расцветать. Вместо того чтобы нормально функционировать и всем вместе постараться избавиться от проблемы, раковые клетки противопоставляют себя остальным. Но при этом забывают, что организм-то на всех один! Паразитируя на нем, они постепенно истощают его, перестают получать полноценное питание и в результате гибнут вместе со всеми остальными клетками. Так что эгоизм, индивидуализм смертоносен даже на клеточном уровне. Не говоря уж о более высокоорганизованных системах.

– Но, с другой стороны, если бы раковые клетки могли говорить, то, наверное, возразили бы: «Зато мы напоследок пожили в свое удовольствие. Погибать, так с музыкой!»

– Почему «погибать»? Если организм болен, но у него еще нет смертельной тенденции, то он мобилизуется, и в его болезни даже появляется нечто положительное.

– Что именно?

– Болезнь на этом этапе можно рассматривать как своего рода творческий процесс. Мобилизуясь, организм ищет какие-то способы своего очищения, приспособления к условиям среды и, соответственно, борьбы с болезнью. В нем активизируются адаптационные способности, он пытается стать более гибким, восприимчивым, в каком-то смысле творческим. Но когда раковые клетки, то есть некие части организма, становятся эгоистичными и не принимают участие в общей работе, направленной на борьбу с болезнью, а только «гребут под себя», то болезнь перестает быть творческим процессом и превращается в смертоносный.

– Ну, а в чем же тут аналогия с шизофренией?

– В области психики мы видим сходную картину. Скажем, невротичность, повышенная рефлексия придают человеку некоторую утонченность. А она, в свою очередь, дает возможность посмотреть на ситуацию с различных точек зрения, более глубоко и объемно проанализировать ее и найти оптимальный выход. Даже легкая шизоидность и та порой имеет свои положительные стороны, поскольку такой человек мыслит нестандартно и может находить оригинальные, творческие решения тех или иных проблем. А при шизофрении с ростом эгоцентризма и противопоставления своего «я» социуму начинается, как мы говорили, распад личности. Настоящего творчества уже нет, развивается пустое резонерство, прожектерство, бессмысленное плетение словес. Распад личности, происходящий на этом этапе, – процесс уже не творческий, а смертоносный. Он ведет к утрате жизнеспособности и ускоряет смерть.

– Ну, хорошо. Либеральной элите диагноз поставлен. Отторгая наше культурное ядро, наши традиции и образ жизни, но при этом не уезжая из России, а оставаясь частью русского «организма», она впадает в социальную шизофрению или, если рассуждать с позиций онкологии, уподобляется раковой клетке. А что можно сказать о народе? Насколько мне известно, в годы постперестроечного лихолетья Вы всегда занимали активную социальную позицию, участвовали в патриотическом движении. Во время Чеченской войны Вы, в лучших традициях нашего дворянства, творили дела милосердия, ухаживали в госпиталях за ранеными. Так что о страданиях народа и о его настроениях знаете не понаслышке

– Недавно были озвучены данные последних социологических опросов. Молодых людей спрашивали, собираются ли они защищать Родину. И почти сто процентов ответили «да»! Хотя в течение последних пятнадцати лет либералы усиленно искореняли патриотические настроения. Но для меня в провале этой антипатриотической политики нет ничего неожиданного. Действительно, мы с моей мамой, которой тогда было за семьдесят, ходили в госпитали и больницы, чтобы поддержать наших раненых солдат. У нас в семье очень сильны военные традиции. В роду Голицыных много славных защитников Отечества, и мы с мамой тоже старались не посрамить честь нашего рода и чем могли, помогали солдатам. Для нас это было совершенно необходимо, ведь мы понимали, что если человек идет воевать за Родину, то он приносит себя в жертву ради всех. В том числе ради нас. И ты чувствуешь свою невольную вину за то, что не можешь помочь ему остаться в живых и вообще разрешить страшную ситуацию, приведшую к войне.оРо Поэтому у нас была потребность хоть как-то облегчить страдания раненых. Тем более что армию тогда шельмовали, и военные особенно нуждались в поддержке. То, что мы тогда увидели в госпиталях, нас потрясло до глубины души. Из трехсот солдат, с которыми нам довелось общаться достаточно тесно на протяжении нескольких лет, только один, причем с достаточно легким ранением, сожалел о том, что он пошел на войну. От остальных же мы не слышали никакого ропота. Они считали, что выполнили свой долг, поступили, как надлежит поступать мужчинам в критической для страны ситуации. И это стабилизировало их психическое состояние, поскольку чувство выполненного долга укрепляло в них чувство собственного достоинства. Я была потрясена. Телевидение нам внушали, что армия деморализована, а мы воочию видели множество сильных духом парней, которых не сломили никакие испытания. И то, что теперь, спустя десять с лишним лет, патриотические настроения охватили большую часть молодежи, на мой взгляд, вполне закономерно. Народ разобрался в ситуации, и его уже гораздо труднее прельстить шизофреническими бреднями.

– Болезнь оказалась для народного организма не смертельной?

– Похоже, что нет. (Смеется.) Больной скорее жив, чем мертв.

http://atnews.org/news/liberalizm_shizofrenija/2013-08-19-9578