Украйна - бивша ядрена държава

После провозглашения независимой Украины, она стала перед выбором, куда ей идти дальше. В результате выбора остановились на евроинтеграции. 14 июня 1994 года было подписано Соглашение под названием «Угода про партнерство та співробітництво між Україною і Європейськими Співтовариствами та їх державами-членами». 10 ноября того же года Соглашение ратифицировано Верховной Радой и вступило в действие с 1 марта 1998 года. В соответствии с этим документом Европа обязывалась выдать Украине средства в сумме 160 млрд. долларов, как компенсацию за снятие ядерного вооружения и для помощи в преодолении последствий Чернобыльской катастрофы.
Договор такой действительно существует и ратифицирован Законом N 237/94-ВР (237/94-ВР) от 10.11.1994 года. Дата подписания договора: 14.06.1994 г. Дата ратификации: 10.11.1994 г. Дата вступления в силу: 1.03.1998 г. Подготовка и подписание этого договора осуществлялась в период президентства Леонида Кравчука. Премьер-министром в это время был Леонид Кучма, который сменил Кравчука на посту Президента в июле 1994 года и занимал этот пост больше 10 лет, до 25 января 2005 года!
А теперь следите за руками.

1. За отказ от ядерного оружия Европа должна Украине 160 миллиардов долларов. По действующему и подписанному документу, все обязательства Украиной выполнены.

2. Подписание договора об ассоциации – прекращает действие всех пунктов действующего договора 1996 года.

Теперь вам понятно, зачем организован Майдан? Его цена – сто шестьдесят миллиардов долларов, которые Украине должны быть выплачены без всяких ассоциаций – просто по действующему соглашению за отказ от ядерного арсенала.

Получается, что митингующие Майдана митингуют за отказ Украины от этих денег.

 http://trueinform.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=22550

**

 Автор этих строк никогда не голосовал за Януковича - рука не поднялась. В буквальном смысле. Ну не укладывается в голове, как можно избрать президентом дважды отсидевшего за снятие шапок "проффесора". И дело не в его трусости (о которой тоже писал много лет), не в ограниченности, не в ... да много ещё "не". Главное - за Державу обидно. В буквальном смысле. Пусть даже это держава с маленькой буквы. Пусть это ублюдочное государственное образование, искусственно выращенное за годы Советской власти и ради выгоды горстки коммунистической элиты превращенное в то, что мы все видим сегодня, а почти сорок миллионов еще и постоянно в этом живут. Всё равно обидно за унижение своей Родины.

И Янукович не исключение - он лишь продолжает начатое Кравчуком. И не от хорошей жизни - подобное заложено прямо в фундамент государства Украина. Ни разу, ни один глава Украины не осмелился поднять голос против Запада. Тот же Янукович не подписал соглашение и с тех пор униженно оправдывается, клянется в неизменности выбора и готов немедленно всё подписать, если дадут деньги дожить до перевыборов 2015 года. Но чёрт с ними, с властями.

Граждане Украины, стоящие на майдане. Ведь большинство из вас там мерзнет бесплатно. За идею, за свою европейскую Мечту. Нет, за МЕЧТУ !!! Как же вы можете терпеть такое унижение вашей Родины!? Заместитель Госсекретаря США Нуланд, действующий чиновник чужого государства, выступает с трибуны и вы терпите только потому,, что она "за вас"! Кэтрин Эштон /комиссар ЕС по вопросам внешней политики и политики безопасности/ после встречи с Януковичем приехала на площадь Независимости вы ей скандировали: "Спасибо!"!!!

За что!?

За печешку, которую замминистра иностарнных дел (по нашей иерархии) США раздавала на площади! Ладно милиция в оцеплении - они же тоже власть, от которой нечего ждать чего-то хорошего. Вы же вроде как гордость и надежда Украины, её европейское будущее!

Где вы в Европе видели действующих американских дипломатов в рядах демонстрантов!? Да любой англичанин плюнул бы в рожу хоть Нуланд, хоть кому. Чтобы те не говорили, и кого бы не поддерживали.

Да английская королева-мать в свои 90 (или сколько ей там?) в 24 часа выперла бы с острова любого иностранного дипломата, посмевшего публично унизить корону.

И только граждане Украины, стоящие на митингах, подсознательно так сильно не уважают собственную Родину, что им и в голову не приходит - подобные действия иностранцев унижают каждого. Не Януковича, не власть, не пацанов в форме - унижают страну Украину.

Осознайте, наконец, разницу между государством и страной. Государство - это режим. Страна - это наша Родина. Украина, УССР, Малороссия, Киевская Русь. Меняются границы и названия государств на нашей земле. Но страна и Родина выше этих понятий.

И нашу Родину унижают. Унижают публично. А вы - митингующие, размахиваете флагами иностранных государств и берёте из рук печенюшку.

Как дрессированные собачки из рук хозяина получают награду за прекрасно выполненную команду "Голос!".

Или...? Или так оно и есть?

 http://mikle1.livejournal.com/3507635.html#

**


Новость вчерашнего дня, последняя, актуальная: большая украинская делегация едет подписывать cоглашение об ассоциации с ЕС.
Как известно всем, «астрологи объявили неделю евромайдана, количество политических экспертов в интернете увеличилось вдвое».
«Безумие – это одно из правил хорошего тона в украинском высшем свете, если такое словосочетание вообще возможно»
Пишут про Украину все. Эмоциональный накал – хоть мартеновскую печь разогревай. Описывают, какие у кого рожи, кто насколько дурак и так далее. Фоторепортажи. Коллажи. Событий много. Вот только что памятник Ленину снесли. У одной части СМИ полный восторг и эйфория, у другой – негодование и траур. Объяснения иногда просто поражают.
К сожалению, никто даже и не собирается задать традиционный вопрос: «А как же так вышло?» Как вышло так, что «пророссийский» Янукович ломанулся ассоциировать Украину с ЕС, попутно посадив в тюрьму наиболее пророссийского политика Украины Игоря Маркова? Почему резко сдал назад? Почему опять майдан? На что майданщики надеются?
Позвольте мне изложить мое понимание ситуации и на основании полученной картины сделать небольшой прогноз.
Что на самом деле происходит на Украине?

Украина – не Россия

Причина всего происходящего горького бардака заключается в том, что Украина – не Россия. Это не шутка. Украина создавалась на обломках СССР, за счет России и вопреки России. Особенность украинского проекта, в отличие, например, от Прибалтийского, заключается в том, что Украина как «не Россия» не имеет никакой исторической, культурной, экономической и геополитической базы. Более того, и экономика, и история, и культура вопиют страшным криком о том, что они желают наиболее полной интеграции с русскими экономикой, историей и культурой потому, что без них они задыхаются, хиреют и умирают.
Умирает Харьковский завод, на котором создали легендарные 34-ки, умирает Южмаш, которому добрые европейские паны (смиловались, с...) предложили делать вместо космических кораблей собачьи ошейники, умирает литература, вырвавшая из себя Булгакова и Гоголя, умирает история без Боброка Волынского, без Потемкина и Ушакова, заваленная голодоморными мегалитами и памятниками Бандере. Все гниет, все разлагается. У всего этого нет будущего.
Проект «Украина – не Россия» изначально был основан не на экономической, политической или какой-то иной стратегии. Он был основан на идеологических химерах – «саблезубых москалях – татаро-уграх», «наследии Орды», «извечном сталинизме» и прочих монстрах, существующих не в реальности, а в идеологической сказке, транслируемой в головы украинцев.Сказка эта настолько дурна и уродлива, что поверить в нее мог бы только сумасшедший. Национальный украинский миф – это бред сумасшедшего. А следовательно, вся элита, даже если она очень умна, должна вести себя как ненормальная. Репортаж из жизни украинской элиты – это гибрид передач «Сельский час» и «Байки из склепа».
Безумие – это одно из правил хорошего тона в украинском высшем свете, если такое словосочетание вообще возможно. Имеется в виду не священное безумие храбрецов или безумие поэтов. Нет. Это дурь с турбонаддувом.
Ни один человек в таком состоянии разума не может принимать адекватные решения. Если человек совершенно уверен в том, чего нет и не будет, и игнорирует то, что совершенно точно есть и весьма близко, а именно в этом вся соль украинствования, он не сможет построить никакой более или менее разумной стратегии. Это и есть главная движущая сила «перемоги» – специфического украинского медиажанра, в котором неимоверными усилиями, ухищрениями, интригами, подлостью и предательством, а иногда и самопожертвованием (согласитесь, самопожертвование во имя предательства – такое нечасто встретишь) одерживается результат, обратный успеху. А иначе и не может быть. Потому что – Украина.
Это, так сказать, исходная ситуация.
Теперь перейдем к цветочкам. В смысле к предательству.

Партизанский отряд с предателем

Все знают эту шутку: «Один украинец – хозяин, два украинца – партизанский отряд, три украинца – партизанский отряд с предателем». Хорошая шутка. Смешная. Пока не поймешь, насколько правдивая.
Украинская незалежность зиждется и выработала собственную политическую школу, основной предмет которой – кидок и предательство как основа суверенитета. Украина держится на кидке. Она им живет. Незалежность же – инструмент избегания ответственности за очередной кидок – за «технические» заборы газа, за вечные неуплаты, за все.
«Когда ты все время многовекторно предаешь всех – лучше вообще не думать»
Уже в самом начале украинского проекта на множестве местных лбов была написана хитрая мысль: «нас будут кормить и поить за то, что мы будем предавать москалей». Сама Украина начиналась как проект по монетизации предательства. При этом Украина кидает не только Россию, она кидает всех. Разница в том, что при Викторе Андреевиче кидали чаще Россию, а при Викторе Федоровиче кидают всех подряд. Это называется «многовикторность политики».Результатом всего этого стало то, что украинская политическая элита теперь состоит из людей, для которых кидать и предавать – это как дышать и есть, естественное дело. Все командование партизанского отряда «Украина» состоит из предателей.
Незалежность не только инструмент для кидка, но и цель кидка. А как иначе сохранить незалежность, если соблюдать все договоры? Ведь рано или поздно тогда придется все же уйти либо к ЕС, либо к России и потерять кормовую базу – возможность всех кидать. Поэтому чтобы продолжать кидать – надо кидать.
Когда кого-то предаешь, ты обязан думать о последствиях. Когда ты все время многовекторно предаешь всех – лучше становится вообще не думать. Именно в этом секрет смелости украинских политиков: они уже давно привыкли жить, зажмурившись, а чтобы не думать и не слышать, поют про себя «Ще не вмерла».
Так происходит круговорот «зрады» – предательства. Его невозможно остановить изнутри. Некому. Этот хоровод пляшут все.

Кони пьяны, хлопцы запряжены

Почему именно сейчас? Потому что Украина всеми своими еще живыми культурными, историческими и экономическими тканями притягивается к России. И это дает доход промышленному востоку Украины, на который опирается Виктор Федорович.

Однако чем ближе притягивается к России Украина, тем ближе вступление в Таможенный союз, а впоследствии – потеря возможности незалежно кидать. А самое главное то, что российская элита, будучи впущенной на украинский простор, расправится с украинской в один момент. Потому что более рациональна, более богата, более зубаста. Следовательно – надо кидать.Как кидать?
Так же, как и всегда – метнуться в Европу. Но вот тут вышла незадача.
Дело в том, что Украина настолько деградировала за время незалежности, что Европа уже не хочет платить за то, что Украина не будет с Россией. Предательство больше не стоит реальных денег. Не за что больше платить. Украина – больше не жемчужина в восточно-европейском ожерелье Европы. Теперь это просто еда. О чем Европа и сообщила пану Януковичу в 900-страничном проекте соглашения об ассоциации, по которому Украине надо закрыть остатки промышленности и отдать Европе свое население в качестве дешевой рабочей силы. В полон.
Уговоры не помогли. Не помогла и поездка в Китай. Никому не нужны предатели, когда их возможность предавать исчерпана. И это Януковича не устроило. Потому что это не устроило промышленный восток, который не хочет закрывать свои производства.
Что же делать? Опять кидать!

Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами

Руководят очередным майданом, безусловно, те самые предатели из партизанского отряда. Но откуда, откуда же они берут массовку? Что движет этими человеческими массами?
Ответ мы найдем, как обычно, в русской классической литературе малоросского происхождения. Помните эпизод, когда доведенный до отчаяния кузнец Вакула приходит к Пацюку продавать свою душу, а слышит, что черт у него уже давно за плечами? Вот это и есть мотивация – отчаяние от своей собственной жизни, на фоне того, как прямо на глазах у отчаявшегося Европе в рот вареники сами залетают, по дороге обмазываясь сметаной.
Такое отчаяние – страшная сила. Они думаю, что продадут душу дьяволу, но хоть наедятся, подарят своим невестам и женам «царицыны черевички». А потом, может быть, когда-нибудь придет к ним в таком же отчаянии и москаль и попросит оказать посреднические услуги.
Людям же невдомек, что именно они и готовят эти вареники и сметану, а их женщины предпочли бы работящих мужиков рядом с собой, нежели волшебные вареники и яркие сапоги. В пропаганде евроинтеграции ничего про это нет.

Переведи меня через майдан!

Виктор Федорович, безусловно, знал, что Европа ему этого не простит. Как знал он и то, что одесситы не простят ему их предательства. Виктор Федорович прекрасно понимал, что будет бунт. Либо на востоке, либо на западе – но будет обязательно.

 

Он убрал в тюрьму предполагаемого главаря одесского бунта, но не успел позаботиться о «евроинтеграстах», что и расхлебывает.Расхлебывает вполне спокойно и расчетливо. Он спокойно ведет список подвигов, совершенных на майдане, с тем чтобы, когда он предъявит счет, адвокатам не было что сказать.
Те люди, которые считают, что Виктор Федорович трусоват и нерешителен, мало думали о том, где он вырос и выбился в люди. Люди, которые считают, что Запад дал им Волшебную Непобедимую технологию – Цветную Мирную Революцию, даже не предполагают, что сами они с этой технологией находятся внутри чужой технологии, уже опробованной недавно в России и показавшей свою пригодность.
Выбор свой Виктор Федорович делает спокойно и расчетливо.
Выбор в пользу евроинтеграции: инструмент давления – страшный майдан с Кличко, Тягнибоком и Яценюком. Награда за послушание – ликвидация экономики, освобождение «женщины с косой» и нары.
Выбор в пользу ТС: инструмент давления – промышленники востока лишат власть финансирования, армии, торговли, морского сообщения. Награда – сохранение власти (на некоторое время) и свободы.
При любом выборе возможны изменения границ Украины. Как вы думаете, что он выберет?

И что же теперь будет?

А будет все строго по сюжету нашего любимого фильма «Свадьба в Малиновке». «Эх, Гриша! За что я был в тебя такой влюбленный?» – и мы увидим удаляющийся силуэт в шароварах, сшитых из знамени, и в украденных в разных местах сапогах.
А потом в город войдут красные. Они, правда, еще не знают, что они красные, но со временем догадаются. Самых упорных и невезучих самостийников повяжут бабы.
И придет рассвет.
Он будет красным.

http://www.vz.ru/opinions/2013/12/11/663686.html

**

США требуют от Ахметова и Клюева поднять партийный бунт против Януковича. Иначе - санкции 

Стали известны подробности встречи заместителя госсекретаря США Виктории Нуланд с Ринатом Ахметовым 

Источник Цензор.Нет, близкий к дипломатическим кругам, сообщил нам детали состоявшихся в Киеве переговоров 
заместителя госсекретаря США Виктории Нуланд с Ринатом Ахметовым*. 

Читайте на «Цензор.НЕТ»: Ахметов призвал власть и оппозицию сесть за стол переговоров 

Нуланд сообщила, что в случае зачистки Евромайдана, США и лидеры ЕС согласовали единую позицию - немедленное введение санкций против ведущих политиков и олигархов из окружения президента Януковича. Причем список будет постоянно дополняться таким образом, чтобы перекрыть все контакты с ЕС и США не только для тех деятелей власти, кто принимал участие в силовом разгоне, но и для тех, кто не принял участие в защите мирного сценария. Это очень важное дополнение, которое не позволит уклониться от ответственности никому в руководстве Партии регионов и среди ее спонсоров. Ахметов на встрече говорил, что в понедельник он пытался удержать президента Януковича от применения силы против Евромайдана, но Янукович отказался его принять. Нуланд потребовала организовать круглый стол с оппозицией и гражданским обществом от руководства ПР напрямую - даже вопреки позиции Януковича. Силового варианта быть не должно. 
Нуланд не только завила о санкциях - она конкретизировала эту угрозу, назвав список лиц, которые вместе с семьями попадут под санкции в первую очередь. 

Это: 

1. Ринат Ахметов. 
2. Вадим Новинский. 
3. Андрей и Сергей Клюевы. 

Почему именно они? Потому что Ахметов контролирует 55 депутатов фракции ПР, а Клюев имеет мандат от "молодой команды" на управление остальной частью фракции. 
США ожидают, что фракция ПР поддержит все четыре требования оппозиции, после которых может быть начат мирный переговорный процесс: 

1. Объявление досрочных президентских выборов. 
2. Объявление досрочных парламентских выборов. 
3. Освобождение Тимошенко и полное восстановление ее гражданских прав. 
4. Возбуждение уголовных дел против всех сотрудников МВД и "Беркута", принявших участие в разгоне мирных демонстраций. 

Нуланд категорично заявила, что невыполнение этих условий поставит под большой вопрос всякую операционную деятельность компаний ДТЭК и "Метинвест" Ахметова за рубежом. Нуланд четко обозначила: эти компании разместили активы в Европе, в Европе и США у них основные рынки сбыта, все руководители этих компаний имеют недвижимость за рубежом, а семья Ахметова - налоговые резиденты Великобритании. ДТЭК и Метинвест имеют крупные обязательства перед международными инвесторами в виде валютных облигаций. 

Таким образом, США впервые не просто объявили ультиматум олигархам в окружении Януковича, но и детально конкретизировали в какой форме и на каком уровне эти санкции будут применены. 

Встреча Нуланд именно с Ахметовым показала важный принципиальный момент: США не считают более Виктора Януковича надежным партнером в мирном урегулировании. После того, как Янукович обманул вице-президента США Джо Байдена, пообещав последнему не проводить разгон Евромайдана, и тем не менее, все равно применил силу, президент Украины уже не считается в Вашингтоне фигурой, на слова которой может опираться переговорный процесс. США демонстративно не считают участниками переговоров представителей "молодой команды". Нуланд понимает, что непосредственно приказы на разгон демонстраций давал министр МВД Виталий Захарченко, которого "молодая команда" "сдавать" не намерена. 

Нуланд, не указывая имен, дала понять Ахметову, что процедуры проверки состояния счетов ведущих олигархов и аффиллированных с ними структур могут подвергнуться немедленным проверкам финансовых омбудсменов. Таким образом, все счета Семьи, которые так бережно раскассировали по зарубежным банкам структуры Сергея Курченко, также попадут под первый удар. 

Исчерпав все возможности общения с Януковичем, США и Евросоюз решили предпринять последние усилия перед введением санкций против украинских олигархов - они обратились с требованием к лидерам Партии регионов пойти против воли Януковича и организовать по сути партийный бунт.

http://atnews.org/news/ssha_trebujut/2013-12-15-11786

**

Украина ведет переговоры с Россией о привлечении кредита в размере 15 млрд долларов, сообщили Bloomberg два источника, знакомых с ходом переговоров.
По данным одного из них, 5 млрд долларов Украина может получить уже до конца 2013 года. Возможное предоставление займа может войти в повестку запланированных на вторник, 17 декабря, переговоров президента России Владимира Путина с главой Украины Виктором Януковичем, утверждают источники Bloomberg, добавляя, что также планируется обсудить цену поставок российского газа для Украины.

http://www.oilru.com/news/390546/

**

... Наиболее первичной целью в настоящий момент для ЕС является способность отделить Украину от России, как в экономическом плане, так и в политическом. Отсюда поддержка наемников и провокаторов на Майдане. Причем более, чем вероятно их финансирование и координация. Вообще западный стиль ведения боя последних 15-20 лет заключается в методе непропорционального удара. В одиночку они трусливы и слабы. Там нет лидера. Они могут действовать только сообща, как бы размазывая ответственность и нанося скоординированный удар изначально по более слабой цели. Так было почти во всех геополитических конфликтах за последние 20 лет.

Уничтожение Ливии, например, было похоже на свирепый налет 3 супертяжей в боксерском WBC на безоружного младенца. Битва с заранее известным концом - мерзкая, наглая, окутанная чудовищной ложью и значительным количеством военных преступлений со стороны членов НАТО. Судьба Каддафи была предрешена. Все мы когда то умрем, но в случае с государственным деятелем лучше умереть героем в непропорциональном противостоянии с осью зла, оставив за собой исторический образ мученика, чем сдохнуть негодяем и подонком, оставив след гнева тысяч невинно убиенных людей в борьбе за геополитические преференции.

В этом плане действия России на геополитической арене вызывают уважение, т.к. в своей основе нацелены на мирное решение вопроса и конструктивный лад. Так было недавно с Сирией, когда гнусную ложь американцев про химическую атаку удалось обернуть против них же, выставив западное сообщество, как озверевших агрессоров и провокаторов, которые с поджатым хвостом вынуждены были ретироваться. Хотя там не все так просто. Определенный профит США все же получили, когда, не затратив денег и не забросив туда личного военизированного отряда, удалось фактически обезоружить Сирию. С другой стороны репутационные потери США могут быть выше, т.к. отбрасывают их на несколько шагов назад. Т.е. им придется заново придумывать легенду, чтобы иметь предлог для вторжения в Сирию. Заново выстраивать машину пропаганды.

С Украиной тоже получилось неплохо. Европа опять может оказаться в пролете, при этом убытки для России не столь очевидные. По газу особых изменений нет, т.к. все равно пришлось бы цену пересматривать (Украина по прошлым контрактам все равно не платила почти), а от облигаций теоретически могут даже профит поиметь, при этом усилив геополитическое влияние не военным путем и не мерзкими подковерными играми на дестабилизации ситуации, как любит запад, а гуманистическим подходом. Т.е. снижение цен на газ и 15 млрд – это прямая поддержка украинскому народу, а не гипотетический абстрактный профит, который обещают ЕС через задний проход.

http://vvv-ig.livejournal.com/573202.html

За царя и Сталин

... Я хочу выступить исключительно как чадо Русской Православной Церкви, каковым являюсь последние 23 года своей жизни. ХХ век – век исторического слома православной России. В первом десятилетии ХХ в. отречение правящей элиты от русской духовности, традиций достигло таких масштабов, что можно смело говорить об ее отречении от исторической государственности. И это в ситуации, когда в царствование Императора Николая II Россия достигла невиданного материального расцвета. К 1914 г. население Российской империи возросло со 125 млн. (по переписи 1897 г.) до 178 млн. человек, то есть прирост составил 53 млн.

Россия становилась богатым, сытым и процветающим государством. Но, как ни парадоксально, именно этот материальный рост стал одной из главных причин революционизации общества. Многие не выдерживали испытания богатством или достатком, им хотелось отбросить строгие моральные правила, пойти по пути, по которому уже двигалась Европа. Православная монархия с ее духовно-нравственным кодексом, накладывающим на весь народ, прежде всего, моральные обязательства, первым из которых было беззаветно служить Родине, в начале ХХ в. уже мешала. Личность Государя Николая II вызывала непонимание и раздражение.
Бог даровал России удивительного по своим духовным и человеческим качествам царя: Император Николай II сочетал в себе непоколебимую преданность Христу и России. Неприятие русским обществом именно такого Царя создавало условия для распространения различных измышлений о нем. Все это вполне объяснимо: Царь, говоря современным языком, оставался в православном поле, а его оппоненты из политической и интеллектуальной элиты давно это поле покинули. Впрочем, и писания современных интерпретаторов действий Николая II даже приблизиться к их подлинному пониманию не могут все по той же причине: они пока находятся в совсем другом духовном поле.
Для подавляющего большинства русского образованного общества Николай II был тираном, реакционером и консерватором, упорно цепляющимся за власть. Что бы ни делал Николай II, какое бы ни принял решение, все осуждалось этим обществом. Радикалы всех мастей и оттенков, художники и поэты, государственные мужи и промышленники, издатели и публицисты навязывали России каждый свой рецепт развития. Осуждение и отрицание постепенно становились смыслом и сутью ее жизни.

Грехопадение народа в 1917 г. стало неминуемой причиной всех тех бед и несчастий, какие испытала Россия в ХХ веке и от которых она полностью не оправилась до сих пор. Поэт А. Белый, глядя в феврале 1917 г. на радостные революционные толпы, в каком-то внезапном предвидении написал: «сгибнет четверть вас от глада, мора и меча». Так оно в точности и произошло. В феврале 1917 г. рухнули государственные и духовные опоры русского народа, произошел серьезный надлом его традиционного национального кода, отказ от национальной идеи, с которой тысячу лет жила Русь, Россия. Февраль 1917 г. привел наш народ к Октябрю, к большевизму – особому явлению во всемирной истории. Ни один режим, ни до, ни после не возводил в такой степени богоборчество и ненависть к национальному началу в ранг главной задачи своей политики. «Моральное» кредо большевизма сформулировано в словах Ленина: «Нравственно то, что отвечает интересам пролетариата». На самом деле за словесной «заботой» об интересах пролетариата скрывалось агрессивное и последовательное богоборчество. Достоевский одним коротким, но очень точным словом охарактеризовал сущность этих людей – бесы. Именно бесовщина была питательной средой пресловутой большевистской «нравственности», позволявшей уничтожать людей сотнями тысяч, в том числе и представителей того же пролетариата, лишь по причине их «непригодности» делу мировой революции. Та же «нравственность» вполне допускала тотальное уничтожение людей по признаку принадлежности к «паразитическому» классу и сословию. Эта «нравственность» позволяла разрушать храмы, сжигать иконы, глумиться над честными мощами, убивать священников.

Православно-монархическое сознание русского народа было серьезно подорвано в предшествующие революции десятилетия. Возникающий вакуум большевики стали заполнять на ходу создаваемой лжерелигией. Вместо Бога – вождь, вместо Царствия Небесного – счастливое будущее, коммунизм, который все обязаны самоотверженно строить. В общем, дьявольская подмена.

Часть населения, у которой были еще сильны православное мировосприятие и традиции, ее не приняла. Она подлежала физическому уничтожению в 20-е-30-е, а в 50-е-80-е гг. – политическому преследованию. Другая же часть народа, особенно, вступившая в советский период истории нашей страны в юные годы, а тем более родившаяся после революции, постепенно приняла эту ересь в качестве своей идеологии, своей религии. С этой лжерелигией большая часть народа жила, совершала трудовые и боевые подвиги, ошибки и проступки. Она стала для нее как бы объяснением смысла жизни в те годы. Именно из-за этого многие и сегодня не могут отделить плевел от зерен, народного заблуждения от сознательных преступлений строя, отказаться от лжерелигиозного наследия коммунобольшевизма. Внедрение новой лжерелигии шло в 20-е – 30-е годы в России ударными темпами: сносились и закрывались храмы (не только православные, но и мечети, дацаны, синагоги), массово репрессировались священнослужители, большая часть из которых была расстреляна. Повсюду расставлялись каменные идолы – истуканы. Старинные русские города в массовом порядке переименовывались в честь большевистских главарей («святых» новой «религии»). Так, на карте РСФСР вместо Гатчины появился Троцк, вместо Елизаветграда – Зиновьевск, вместо Петрограда – Ленинград. На этом фоне появление в 1925 г. вместо старинного Царицына Сталинграда прошло уже как обычное, рядовое событие.

Иосиф Сталин давно превратился в миф, который вызывает либо ужас, либо восторг. «Сталинские лагеря», «сталинские чистки» – эти, извините, исторические «бренды» давно уже стали частью нашего сознания. Но мало кто задумывается, что эти репрессии и лагеря являются сталинскими в той же степени, в какой они являются репрессиями и лагерями Ленина, Троцкого, Свердлова, Дзержинского, Бухарина, Хрущева, – всей большевистской верхушки, которая создавала систему, породившую эти страшные уродливые явления.
Между тем, понимание истинной роли Сталина, как и вообще исторических процессов и событий, возможно только в рамках православного мировоззрения. Сталин был активным деятелем большевистского режима. Он несет прямую ответственность за ту политику и за те беззакония, которые имели массовый характер в СССР в 20-50-е гг. ХХ века. Сталинизм, то есть режим, сложившийся к началу Великой Отечественной войны, по некоторым вопросам декларировал порой иные идеологические догмы, чем ленинский большевизм. Однако отдельные идеолого-политические различия между ленинским и сталинским режимами не могут отменить их очевидную единую идейную основу.

Абсолютно неоправданно искать принципиальную разницу между подходами Ленина, Троцкого и Сталина. Для всех них люди были расходным материалом, а Россия – плацдармом для социально-политического эксперимента. Однако если Троцкий и Ленин нацеливались на его проведение в «мировом масштабе» и растворение России во всемирном социалистическом государстве (чем не вариант мирового правительства?), то Сталин, столкнувшись с непреодолимыми проблемами в реализации этих планов, сделал акцент на превращении страны в советскую империю. В известной степени некоторые действия Сталина совпали с интересами возрождения исторической России. Но именно совпали. Он вскоре после захвата власти понял, что построение его империи, стержнем населения которой остаются русские, невозможно без использования элементов русской державности. Последнее обстоятельство часто вводит в заблуждение малоцерковных или нецерковных людей, которые воспринимают такие прагматические подходы чуть ли не как свидетельство стремления Сталина к восстановлению исторической России. Это заблуждение. Ведь речь вновь идет о классической дьявольской подмене.

Опасность мифологизированного Сталина, «красного царя», заключается в том, что только его образ враги России могут с некоторой надеждой на успех использовать в борьбе с идеей Святой Руси. Ни Ленин, ни Троцкий, ни тем более божки современного либерализма не способны увлечь за собой народ: они откровенно отвратительны и безобразны. Сталин мифический, как верховный бог большевистской лжерелигии, бог беспощадный, но «справедливый», может быть привлекательным для людей духовно неразвитых или еще только ищущих путь к Истине. Но со Сталиным-мифом неизбежно вернется Сталин конкретный: с террором, междоусобицей, волюнтаризмом, преследованием веры. Это легко объяснимо – с ним не будет Бога, а значит, не будет мира в сердцах и душах, не будет любви и смирения гордыни.
Подлинная монархия вечна, ибо она не замыкается на конкретной личности, на тирании, а признает над собой только Бога и служит Ему и своему народу. Однако такая монархия требует от народа гораздо более высокого уровня духовного развития, чем республика или диктатура. Выдающийся наш мыслитель И. А. Ильин писал: «Это есть великая иллюзия, что «легче всего» возвести на престол законного Государя. Ибо законного Государя надо заслужить сердцем, волею и делами. Монархия не самый легкий и общедоступный вид государственности, а самый трудный, ибо душевно самый глубокий строй, духовно требующий от народа монархического правосознания».

Для духовно ослабленного народа образ «красного царя» – «эффективного менеджера» ближе и понятнее, чем образ Божия Помазанника. Сталин – прямая противоположность Императору Николаю II, в духовном плане они несовместимы, как нельзя совместить дьявольское с Божественным. Поразительно, что этого не понимают люди, называющие себя православными.
Сталин является естественным и прямым следствием отступничества русского общества от Бога и исторической России, произошедшего в 1917 г. Возьмем на себя смелость утверждать, что Сталин был послан России в наказание за это отступничество. Впрочем, это должно быть ясно любому думающему человеку. Народ, который не захотел иметь над собой Божия Помазанника, получил жестокого правителя, в котором отобразилась вся страшная послереволюционная эпоха. Сталина вынесла на поверхность та темная сила российского общества, которая родилась в результате предательства веры, забвения идеалов и традиций предков.

Когда решался вопрос, кто возглавит Советскую Россию после Ленина, «чудотворцы» из закулисы, обосновавшейся в Америке, не могли остаться в стороне. Их более устраивал деловой и прагматичный Сталин, чем болтливый и конфликтный Троцкий. Ведь в Вашингтоне и Нью-Йорке считали выгодным укрепление СССР как противовеса амбициям Лондона в Европе и перспективам возрождения сильной Германии. В 1928 г. один из представителей упомянутой закулисы, скрывшийся за псевдонимом, послал из Нью-Йорка Троцкому в Алма-Ату телеграмму, в которой требовал от последнего «незамедлительно отказаться от борьбы и «сдать власть» ему. Без их поддержки Сталину сложно было выслать из страны «вечно воспаленного» Льва Давидовича. Примечательно, что после Троцкого Сталин долгое время продолжал троцкистскую экономическую политику. Главные лозунги Троцкого «Ударим по кулаку!» и «Даешь индустриализацию страны!» будут претворяться в жизнь сталинским руководством. Некоторые решения Троцкого, с которыми Сталин был ранее категорически не согласен, например, строительство Днепрогэса, стали немедленно реализовываться, так как в них был заинтересован американский капитал, принявший активное участие в этой «стройке коммунизма». В чем причины такой американской «филантропии»? В 1929 г. американский президент Г. Гувер встретился с виднейшими предпринимателями США из Центра Рассела. Они заявили Гуверу: «Идет кризис, попытаться избежать трудного положения, в котором могут оказаться США, можно лишь изменив расстановку сил в мире. Для этого надо оказать помощь России, чтобы она окончательно избавилась от последствий гражданской войны, и помочь Германии избавиться от тисков Версальского договора». Гувер возразил: «Но на это нужны деньги, несколько миллиардов. Да и для чего нам это нужно, что будет потом?». «А потом надо столкнуть Россию и Германию лбами для того, чтобы, воспрянув после кризиса, США оказались только один на один с оставшимся из этих противников».

Давайте посмотрим на эпохи Императора Николая II и генерального секретаря Сталина (название-то какое для лидера державы – секретарь!). Перед ними стояли весьма схожие задачи: индустриализация страны, реформа сельского хозяйства, борьба с внутренней оппозицией, противостояние Германии и ее союзникам. Подходы к решению этих задач, их методы у императора и секретаря были принципиально разными.
У Сталина перед лицом надвигающейся мировой войны времени для создания более или менее сильной экономики, разрушенной в гражданскую войну и в 20-е гг., было крайне мало, лет 12-15. В рамках большевистской системы речь могла идти лишь о военизированной по духу, жесткой тотальной мобилизации, не ограниченной никакими морально-нравственными принципами.
Сегодня нередко можно услышать, что жертвы сталинизма были оправданны, так как террор, репрессии помогли спасти государство. Но мы, верующие люди, да и все, у кого есть чувство совести и милосердия, должны прекрасно понимать, что грош цена такому государству, которое, чтобы уцелеть, пожирает своих детей. Государство – для людей, для народа, а не наоборот.

Этим принципом руководствовался Император Николай II. Он тоже принял Россию в преддверии величайших испытаний. Уже в конце ХIХ в. мировая война рассматривалась как скорая неизбежность. Как и у Сталина, у Государя времени было немного.

http://atnews.org/news/edinstvo_oruzhie_nashej_pobedy/2013-11-30-11496

Л-свят

О состоянии идеологического пространства

Двадцатый век обладает стойким послевкусием. Он давно закончился, а ощущение конца эпохи все не проходит. Для Запада это что-то новое, а нам, родившимся в СССР, данный феномен хорошо знаком: это состояние застоя. Сегодня оно связано со сферой политических идей. Точнее, с набором ключевых политических понятий, которые задают смысловую атмосферу последних двух с половиной десятилетий.

Метаморфозы политического языка

После распада социалистического лагеря в политический обиход вводится обойма новых концептов, ранее не актуальных.

Один из них – "модернизация" – был адресован странам бывшего советского блока и приглашал их занять место в мировом разделении труда, являясь мягким и политкорректным синонимом колониальной зависимости.

Другой пример – выражение "конец истории". Оно обрело популярность благодаря философу, политологу и политическому экономисту Фрэнсису Фукуяме и его книге "Конец истории и последний человек". Понятие "конец истории" также содержало в себе четкий и недвусмысленный месседж, причем весьма радикальный по содержанию. Это было не просто подведение черты под "двухполярной" эпохой и так называемой модой на марксизм. Речь шла о том, что мировой политике вообще следует отказаться от историзма и очистить от исторических смыслов политический язык. Отказаться – в пользу чего? В пользу новой политической метафизики, в центре которой оказалось понятие общемирового либерального консенсуса.

Разумеется, идея была утопической. "Консенсус" не сложился. Часть мира, не входившая в среду обитания "золотого миллиарда", не приняла новые порядки – ужесточение экономической политики, курс на вестернизацию и пр., – кое-где возникли попытки занять активную наступательную позицию (вспомним саддамовский Ирак). Тогда, с точки зрения сторонников консенсуса, пришел черед полицейских мер. Эти меры давно и подробно описаны политологами и военными аналитиками. Нас же волнует прежде всего та сторона международного полицейского режима, которая выразилась в глобальной смене политического курса.

Главное заключалось в том, что вместо идеи "конца истории" на первый план вышла концепция "конфликта цивилизаций". Этим понятием мы обязаны американскому социологу и политологу Сэмюэлю Хантингтону. Такая замена (или подмена) терминов говорила о многом. Прежде всего она, разумеется, указывала на готовность мировых элит к войне между Севером и Югом, но не только. Не менее существенно то, что тем самым провозглашалась кардинальная смена политического языка. Вместо языка политики и экономики в мировой обиход возвращался язык культурно-цивилизационных различий. В том, что это именно возврат к прошлому или, точнее, его ремейк, нет никаких сомнений. И неважно, кто провозгласил этот путь первым – профессор Хантингтон или иранские аятоллы. Кто агрессор, а кто жертва, можно понять, исходя из разницы весовых категорий двух конфликтующих субъектов.

Идеологический сдвиг, скрытый за сменой понятий и терминов, до конца не проговаривался (в угоду политическим приличиям), но подразумевался. Тем самым был взят курс на отмену всего, что успело произойти в политическом словаре за последние сто лет.

Вернемся немного назад. До ХХ века европейская имперско-колониальная идеология оформлялась в романтических терминах вроде "бремени белого человека", в утверждениях о "необходимости цивилизовать дикарей". Этот лексикон устарел тогда, когда набрал силу марксизм, под влиянием которого такие явления, как мировое неравенство и зависимость одних стран от других, были переведены на язык политэкономических категорий. Поэтому во времена СССР речь шла о противостоянии двух социально-политических "систем", но не "двух культур" или "двух цивилизаций". Само существование альтернативы, пусть даже советской с ее очевидными изъянами, вынуждало выбирать выражения.

После распада советского блока либеральный мейнстрим вновь возвращается к доктрине открытого, а не экономически замаскированного колониализма. И вот на повестке дня – новый "конфликт цивилизаций". Что это такое? Знак того, что приличия отброшены. Либеральная теория сделала семимильный шаг назад и остановилась где-то посреди эпохи Британской Ост-Индской компании. Ведь от концепции культурной полярности (вариант прежнего "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись") полшага до идеи культурной исключительности, а затем и биологического превосходства.

В связи с этим можно смело говорить о регрессе и архаизации всей либеральной семантики: сублимация политических идей уходит в прошлое. Социальное неравенство вновь оправдывается культур-расистскими доктринами. При этом замена понятия "культурная неполноценность" на "несоответствие демократическим стандартам" вряд ли может кого-то обмануть: эвфемизмы – продукт языка, а не политической реальности.

Морально-политическая максима

Парадигма новой политики, вступившая в силу после 1989 года, несмотря на крайнюю степень изношенности, все еще занимает господствующие высоты в мире. Она морально деградирует и структурно упрощается. Но даже самая пещерная идеология нуждается в моральных ориентирах. Концепция добра и зла присутствует во всякой политической доктрине, и та, о которой мы говорим, тоже имеет четкую систему этики. Система эта, впрочем, довольно старая. Она основана на концепции "двух тоталитаризмов" (шире – "закрытых обществ"), появившейся в работах философа и социолога Карла Поппера ("Открытое общество и его враги"), философа Ханны Арендт ("Истоки тоталитаризма"), политолога Збигнева Бжезинского и некоторых других авторов. Концепция родилась с началом холодной войны, но оказалась намного долговечнее политических блоков. Смысл ее прост: коммунистические и фашистские режимы являются политически родственными и противостоят либеральным демократиям.

В системе нового мышления, о которой так много говорили в эру Горбачева и Рейгана по обе стороны ветшающего "железного занавеса", максима "тоталитаризма" занимала почетное место. Именно теория двух тоталитаризмов (или "двойного" тоталитаризма) служила тем мостиком, который был переброшен из политического вчера в политическое сегодня. Нынешняя политика силы как бы искупалась вчерашними жертвами. Тоталитаризм служил индульгенцией, выданной историей сторонникам нового глобального миропорядка.

Разумеется, с логической точки зрения эта позиция не выдерживает никакой критики, но психологически она очень действенна. Механизм воздействия на общественное сознание довольно прост: это постоянное напоминание об исторической травме. То есть апелляция не к рациональной, а к эмоциональной сфере. Без картины темного тоталитарного прошлого не вырисовывается картина светлого либерального будущего (из-за слишком большого количества издержек в виде "межцивилизационных" войн, смены режимов и пр.). Поэтому так необходим образ исторического врага.

Неудовлетворенность теорией

Со времен Карла Поппера и Ханны Арендт общий концептуальный каркас теории не изменился: речь по-прежнему идет о "плохих" тоталитаризмах, которые противостоят "хорошему" либерализму. Но со временем эта манихейская модель стала все чаще попадать под огонь критики на Западе, а не только в СССР. Что неудивительно: ведь теория с самого своего рождения напоминала катехизис. Ее можно было или целиком принять, или целиком отвергнуть. Причем, как и в вульгарной версии коммунизма, в "двутоталитарной" концепции была очень заметна эмоциональная составляющая (инфернальная символика, мотив абсолютного зла, категорическое "никогда больше").

А это тревожный симптом.

Неудивительно, что уже в 60-е годы появились политические концепции, которые шли вразрез с "двутоталитарной" ортодоксией. Здесь в первую очередь надо сказать о представителях неомарксистской Франкфуртской школы. Старшие представители школы, Теодор Адорно и Макс Хоркхаймер, рассматривали, в частности, фашизм как побочный результат двух глубинных исторических процессов. С одной стороны – доминирование стандартов рациональности, навязанных Европе эпохой Просвещения. И другой, встречный процесс – нацистский археомодерн – аффективную реакцию на эти стандарты иррациональных пластов европейской культуры (фашистский археомодерн) (см.: Адорно Т., Хоркхаймер М. Диалектика Просвещения).

Исследователи 60-х описывали репрессивные механизмы всех трех идеологических модусов западного общества – нацистского, коммунистического и неолиберального – как взаимосвязанные.

Представитель второго поколения франкфуртцев Герберт Маркузе, культовая фигура бунтующей молодежи 60-х, гуру радикального студенчества, пришел к выводу, что репрессивный аппарат либерального общества эпохи постмодерна формирует фашизоидный тип сознания – "одномерного человека". И делает это не менее успешно, чем его "тоталитарные" конкуренты (см.: Маркузе Г. Одномерный человек). Это вывод тем более важный, что у нацизма и либерализма, как известно, одна и та же социальная база – средний класс. Примером государства "скрытого фашизма" для Маркузе и его единомышленников служили, в частности, Соединенные Штаты с массой обывателей-реднеков.

С этой точки зрения идеологическая карта двадцатого столетия, расчерченная по принципу "две плохие теории – одна хорошая", уже выглядела сомнительно. При этом важно принять во внимание, что франкфуртцы вовсе не ставили под вопрос саму категорию тоталитарности ("фашизоидности") и даже не пытались сузить ее, как иные консервативные критики "справа". Напротив, они шли по пути расширения понятия, раздвигая его рамки и содержание. В таком ракурсе любой репрессивный механизм выглядел симптомом латентного фашизма.

Многие оппоненты теории, как уже было сказано, указывали на разные социальные предпосылки двух режимов. Коммунизм апеллирует к низам, фашизм и нацизм – к среднему классу и к крупной буржуазии. Кажется, это было у Антонио Грамши: "Опора фашизма – взбесившийся средний класс".

Но для системной критики "двойной" теории тоталитаризма этого было недостаточно. Чтобы критика теории переросла в стратегию и набрала достаточную объяснительную силу, был нужен системный взгляд на политическую историю. Прежде всего надо было разобраться с тем, почему политический мейнстрим ХХ столетия – либерализм – упорно выводится за пределы проблемного поля.

Либерал-социализм

Попытки выйти за привычные рамки исследований тоталитаризма стали особенно заметны к 90-м годам. Пожалуй, наиболее интересной можно считать позицию Иммануэля Валлерстайна, изложенную им в работе "После либерализма". Вышла эта книга в Нью-Йорке в 1995-м. То есть всего через три года после благостной либеральной утопии Фрэнсиса Фукуямы "Конец истории и последний человек" (1992) (до крушения политического "Титаника" 11 сентября 2001 года остается еще восемь лет).

В центре внимания Валлерстайна стояла более масштабная проблема, нежели вопрос о критериях тоталитаризма, – история и смерть либерализма как двухсотлетнего политического проекта. Но с темой тоталитарности это, разумеется, связано напрямую.

Отличительной чертой валлерстайновской позиции можно считать восприятие фашизма и коммунизма не как двух идеологий, противостоящих либеральной демократии, а как составных частей большого либерального проекта, который берет начало в 1789 году. Эта смена ракурса принципиально важна. Именно она задавала новую перспективу рассмотрения старой "околототалитарной" проблематики. Когда впервые открываешь Валлерстайна, не веришь своим глазам. Он дает картину событий ХХ века, абсолютно не похожую на ту, что мы привыкли видеть в советских и постсоветских учебниках, а также в западной прессе.

Цель, заявленная автором, проста. Он стремится описать уже начинавшийся, по его мнению, "процесс разжалования либерализма с его постгеокультурной нормы". А это требует проследить тесную связь либерализма с консервативной и социалистической идеями до фашизма и коммунизма включительно. Валлерстайн определяет "современность" как эпоху либерального доминирования, которая укладывается в два столетия – между Французской революцией и крушением СССР – и берется утверждать, что противостояние трех политических концепций с самого начало было иллюзорным, схоластическим и подчинялось потребностям европейской и мировой Realpolitik.

Социализм в России, согласно Валлерстайну, не был самостоятельным политическим проектом. И хотя октябрь 1917-го кардинально перепахал социально-политический ландшафт, уже в 20-е годы советский режим негласно вошел в консенсус мировых элит. Разговоры о мировой революции в этот период выродились в чистую риторику, выгодную всем участникам консенсуса. Именно в силу этой негласной конвенции холодная война так и не перешла в горячую фазу.

Исходя из этих позиций, можно утверждать: смысл Второй мировой войны состоит в том, что наиболее реакционная часть либерального истеблишмента (а не социалистический Советский Союз) вышла за рамки консенсуса и нанесла удар по одному из его участников. Но с победой Советов консенсус был восстановлен, причем на более выгодных для СССР условиях, хотя и ценой огромных жертв.

В чем же в таком случае системная ошибка западной советологии? В чудовищной переоценке советского проекта.

По мнению Валлерстайна, русский социализм, в отличие от классического марксизма, под видом классового противостояния разрабатывал иную идею – идею национального освобождения, а точнее, демонтажа старой колониальной системы в мировом масштабе. Но первопроходцами Ленин и Троцкий здесь не были. Проект изначально возник в рамках миротворческой политики президента США Вудро Вильсона и его последователей, лишь позднее получив второе, социалистическое издание.

Речь в обоих случаях шла о сломе старого мирового порядка. И здесь США и СССР, несмотря на идеологическое противостояние, на самом деле служившее вершиной политического айсберга, решали одну и ту же задачу. При этом "ленинизм представлял собой более энергичную и воинственную форму антиколониальной борьбы, чем вильсонианство. И конечно, СССР оказывал материальную и политическую поддержку многим антиимпериалистическим движениям".

Так называемое соперничество двух систем было выгодно всем участникам. Почему?

Желание покончить с европейской формой колониализма ради новой – экономической, глобальной, планетарной – вот одна из причин альянса двух идеологий, либеральной и социалистической. Но не единственная. Чтобы планетарная доктрина считалась легитимной, она обязательно должна была иметь глобального оппонента. А чтобы сохранять свой статус, ей было необходимо обеспечить игру по правилам с этим оппонентом. Таким образом, согласно Валлерстайну, советский социализм сыграл роль карманной альтернативы и удобного спарринг-партнера для мирового либерализма. Вывод на первый взгляд несколько неожиданный.

Характеризуя период 1945–1990 годов, Валлерстайн вообще не использует понятие "двухполярный мир". Он уверен: "СССР можно рассматривать в качестве субимпериалистической державы по отношению к Соединенным Штатам постольку, поскольку он поддерживал порядок и стабильность в своей зоне влияния, что на самом деле увеличивало способность Соединенных Штатов к поддержанию собственного мирового господства. Сама напряженность той идеологической борьбы, которая, в конечном итоге, не имела большого значения, играла на руку Соединенным Штатам и была для них серьезным политическим подспорьем (как, несомненно, и для руководства СССР). Кроме того, СССР служил Соединенным Штатам своего рода идеологическим прикрытием в странах третьего мира".

Косвенно этот тезис подтверждается историей нефтедобывающих стран (ОПЕК). Когда они попытались создать картель и шантажировать Запад, именно СССР пришел на помощь "миру капитала" и открыл для него вентиль на полную, не слишком задирая цену. Показательно и индифферентное отношение США и их союзников к силовому подавлению восстаний в восточном блоке (1953, 1968, 1980–1981).

Постепенно этот либерально-социалистический консенсус становился все более очевидным. Только СССР оставался заповедником девственно чистых идей, которые господствовали и в лагере "лоялистов", и в лагере "диссидентов". Получается, что советские ортодоксы, по существу, разделяли антитоталитарную теорию своих оппонентов, только наделяли ее противоположным смыслом, меняя знаки – плюс на минус ("коммунизм – хорошо, капитализм – плохо").

Но западные интеллектуалы давно осознали реальную конфигурацию сил. Именно поэтому "революционеры 1968 года выдвинули протест против этого консенсуса, и прежде всего против исторической трансформации социализма, даже ленинистского социализма, в либерал-социализм", пишет Валлерстайн. В конечном счете "революция 1968 года подорвала фундамент всего идеологического консенсуса, возведенного Соединенными Штатами, включая его козырного туза – прикрытие советским щитом".

А уже "в 1989 году те, кто был разочарован либеральным консенсусом, повернулся против наиболее ярких выразителей либерал-социалистической идеологии, режимов советского типа, во имя свободного рынка".

Консенсус исчерпал себя. Советский щит либерального проекта, cтав прозрачным, исчез за ненадобностью.

Что же произошло в 1989 году?

Валлерстайн уверен: "О том, что произошло в 1989 году, много писали как о завершении периода 1945–1989 годов, считая его датой поражения СССР в холодной войне. Эту дату полезнее было бы рассматривать как конец периода 1789–1989 годов, иначе говоря, времени победы и поражения, взлета и постепенного упадка либерализма как глобальной идеологии – я называю ее геокультурой – современной миросистемы".

О причинах краха двухполярного мира можно говорить долго. Но для нас важен итог этого процесса. И автор "После либерализма" определяет этот итог предельно точно.

"Вильсонианцы, – пишет он, – лишились наконец ленинистского щита, направлявшего нетерпение третьего мира в русло такой стратегии, которая с точки зрения господствующих на международной арене сил в минимальной степени угрожала той системе, против которой выступал третий мир".

Из сказанного следует важный вывод. Так называемый крах коммунистических режимов имел не внутренние, а внешние причины, которые заключались не в устройстве самих режимов, а в логике развития всей либеральной миросистемы, частью которой эти режимы являлись, существуя на правах мнимой и потому безопасной "альтернативы". А потому было бы правильнее определить конец советской системы не как крах, а как демонтаж.

Как ни парадоксально, "последними, кто серьезно верил в обещания либерализма, были коммунистические партии старого образца в бывшем коммунистическом блоке. Без продолжения их участия в обсуждении этих обещаний господствующие слои во всем мире потеряли любые возможности контроля над мировыми трудящимися классами иначе чем силовыми методами... Но одна только сила, как мы знаем со времен по крайней мере Макиавелли, не может обеспечить политическим структурам очень длительного выживания", – уверен Валлерстайн.

Легко вывести из этого тезиса главную мысль: либеральный мир, не имея альтернативы, не имеет и легитимности. Теряя идеологическую привлекательность и накапливая экономические проблемы, он вынужден прибегать к военной силе, поскольку других способов контроля над ситуацией уже не осталось. Это мы понимаем сегодня, следя по новостным лентам за тем, как идет гражданская война между богатым Севером и бедным Югом, за событиями вокруг Сирии.

Каково же будущее либеральной миросистемы после падения коммунистического щита? Она неизбежно будет терять остатки легитимности, упрощаться, ужесточаться и архаизироваться. Или, другими словами, проваливаться в собственное колониалистское прошлое.

В этом смысле очень интересен феномен неолиберализма, по сути смыкающийся с неоконсервативным трендом. Если прежде в либеральной среде было принято рассуждать об обществе равных возможностей, то неолибералы (преемники либералов) считают, что "равные возможности" – это угроза для обладателей экономических привилегий. Но отход от идеи "равных возможностей" – очевидный шаг в сторону сословного государства. То есть того самого явления, с которым призывали покончить европейские буржуазные революции XVIII века, в лоне которых окреп и вырос либеральный проект.

Таким образом, либерализм пришел к отрицанию собственных "священных" ценностей. Сегодняшний либеральный мир в ценностном смысле опустился ниже планки 1789 года. Что позволяет охарактеризовать его экономическую модель уже не как поздний капитализм, но какденежный феодализм, и все это, безусловно, свидетельствует о глубочайшем кризисе либеральной теории.

Впрочем, удивляться тут нечему, учитывая, что либерализм сегодня считается тоталитарной системой почти официально. Раньше он прибегал к мимикрии, перекладывая полицейские (тоталитарные) функции на дочерние режимы, и направлял недовольство в безопасное русло. С этой целью, в частности, теория тоталитаризма и использовалась либеральными элитами. А сегодня? Штабная экономика, культур-расистский дискурс в политике, военные удары... Все эти издержки и диспропорции уже невозможно оправдать наличием геополитических соперников.

Либеральный проект, оставшись без добавочного политического модуля, становится все агрессивнее. И этот тоталитарный либерализм ждет неминуемая утрата легитимности в глазах не только угнетаемых наций, но и западного общества (хотя отсутствие альтернативных проектов может растянуть этот процесс на десятилетия). Но по-другому удерживать status quo уже не получается.

Данная ситуация свидетельствует о конце 225-летнего исторического проекта.

Либерал-фашизм как историческая тавтология

Мнение о том, что либерализм есть нечто большее, чем идеология, высказывалось уже в ХХ веке. В частности, философ, историк и критик Бенедетто Кроче писал: "Либеральная концепция является метаполитической, она выходит за рамки формальной теории политики и в определенном смысле также формальной теории этики и совпадает с всеобщей концепцией мира и реальности" (Кроче Б. Либеральная концепция как концепция жизни).

Сегодня этот факт еще более очевиден. Либерализм давно уже не идеология. Он сделался универсальным политическим и экономическим сценарием "без вариантов", умножающим по всему миру число жертв своей политики.

Для нынешнего состояния либерализма неплохо подходит формула Джорджа Буша: "Л-мир", то есть либеральный мир". Буш использовал это понятие как образ "мягкотелого" общества, которое должны, с его точки зрения, взнуздать неоконсерваторы. Но мы склонны рассматривать американский неоконсерватизм как составную часть Л-мира.

Мнение о том, что тотальность современного либерализма в последние годы многократно возросла, высказывали многие. Например, в этом абсолютно уверен очень популярный на Западе автор-антиглобалист Самир Амин. Правда, в отличие от Валлерстайна, он придавал своей концепции американоцентричное звучание, но на содержании выводов это не сказалось.

Амин считает либеральную идеологию вирусом, который возник как побочный эффект экспансии капитала и ведет к "перманентной войне". Он также подчеркивает религиозно-мессианскую составляющую в американской версии либерализма, утверждая, что политики США видят американцев в роли "избранного народа", что, по мнению Амина, "синонимично Herrenvolk (расе господ), если обратиться к аналогичной терминологии нацистов".

Теперь перенесемся в Европу и откроем книгу Пьера Андре Тагиеффа "Цвет и кровь. Французские теории расизма". Это своего рода каталог разновидностей расистской идеологии на примере Франции. Мы обнаружим в ней перечень концепций "расистского мироустройства" во Франции XIX–XX веков, в том числе "этнорасовый национализм", евгенический расизм "социалистической" направленности, а еще – "эволюционный расизм и социал-дарвинизм".

Последняя разновидность расизма, как легко убедиться, один в один совпадает с современной неолиберальной доктриной.

Исследование Пьера Андре Тагиеффа среди прочего ценно и тем, что оно не дает повода замкнуть понятие "расизм ХХ века" в национальных границах, то есть представить его как в первую очередь германское или "пангерманское" явление. Кстати, такая точка зрения сама по себе носила бы расистский характер. В сущности, расистское звучание имела и классическая концепция Ханны Арендт, которая в своих "Истоках тоталитаризма" выдвигала "панславистскую" теорию коммунизма.

Еще более интересным источником, помогающим в анализе общеевропейских корней тоталитарности, может служить книга Мануэля Саркисянца "Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской "расе господ". Курс лекций, прочитанный в Гейдельбергском университете". Несмотря на название этого издания, материалы, собранные автором, в целом позволяют говорить о фашизме как о синтетическом явлении европейской рациональной культуры. Тем не менее британские примеры преобладают.

Интересны наблюдения за взглядами британской элиты в период между мировыми войнами. "Даже после окончания первой мировой войны Британия все еще могла позволить себе смотреть на мир через призму своего особого имперского статуса... расового превосходства и высокого национального самомнения... Давая четкие определения характерных признаков британской "расы", создатели книг для юношества решительно отграничивали англичан от представителей других рас", – вспоминал в ХХ веке Джон Ю. Норвич.

Так что у автора хорошо известной утопии Джорджа Оруэлла были все основания заявить однажды: "Вероятно, Англия – единственная в мире великая страна, в которой интеллектуалы стыдятся собственной национальной принадлежности... В левых... кругах полагают, что в принадлежности к английской нации есть нечто постыдное..."

Вообще, книга Саркисянца, помимо богатства материала, отличается точностью выводов. Заслуга автора в том, что он отыскал в либеральной теории именно тот смысловой слой, который является переходным от этнического к социальному расизму. Так, еще в 1850 году, пишет Саркисянц, "эдинбургский профессор анатомии Роберт Нокс... стал приписывать ирландцам целый ряд качеств, несовместимых с чертами среднего класса", – то есть определил ирландцев (шире – кельтов) как экономически несостоятельную расу. По мнению Нокса, "источник всех бед Ирландии кроется в расе, кельтской расе Ирландии... Следует силой изгнать эту расу с земель... они должны уйти. Этого требует безопасность Англии".

Таких примеров у Саркисянца очень много, и не только у него. И это вполне естественно. Потому что непредвзятый анализ морально-этических оснований либерализма и фашизма обнаруживает их полную идентичность.

Первое. Классическую либеральную теорию и ее неклассический, фашистский вариант объединяет общий моральный императив. А именно – тотальная конкуренция, то есть принцип естественного отбора, перенесенный из животного мира в человеческое общество. В эпоху социализма эту доктрину принято было называть "социал-дарвинистской". Весьма точное определение.

Второе. Общий признак, объединяющий классический колониальный либерализм с фашизмом гитлеровского образца, – это модель расколотого, разделенного мира. Один из современных левых авторов, Михаил Магид, перефразируя положения знаменитого представителя левого движения ХХ века профессора Падуанского университета Антонио Негри, пишет об этом так: "Колониальная идентичность действовала посредством логики исключения... Белое, цивилизованное, организованное, продуктивное, разумное здесь противопоставлялось цветному, природному, хаотичному, неэффективному, чувственному, дикому. Как отмечал алжирский исследователь колониализма Франц Фанон, "колониальный мир – это мир, расколотый надвое". Колонизированные исключены из европейского пространства не только территориально, не только на уровне прав и свобод, но и на основе мышления, ценностей, жизненных целей. Они представлены в мышлении колонизатора в образе "других", отброшены за границы цивилизации. Конструирование идентичности строится по принципу "мы–они" и основано на существовании жесткой границы" (Магид М. "Постимпериализм").

Точнее не скажешь.

Христианство и тоталитаризм

Возникает естественный вопрос: в какой идеологической системе отсутствует логика исключения, принцип "мы–они"? Ответ очень простой. Такая система есть, ей две тысячи лет. Это апостольское христианство. Определение "апостольское" отнюдь не лишнее: в течение веков христианское учение испытывало самые разные деформации, выражавшиеся то в крестовых походах, то в выморочных положениях протестантской этики.

Мальтузианский принцип тотальной конкуренции противоположен христианской морали. Именно поэтому по мере ужесточения либеральной политики (вне всякого сомнения наследующей мальтузианству) все более активной становится борьба с религией, которую ведут идеологи глобального секулярного мира. Запреты на публичное ношение крестов, осквернение и разрушение храмов, спиливание крестов, пляски на амвоне и разжигание ненависти к религии – все это приветствуется "хозяевами дискурса".

Диаметрально противоположные ценности – это одна причина конфликта. Но есть и другая. Христианство стоит на страже традиционных общественных институтов, а они являются нежелательной помехой для колониального мышления. В "глобализированном мире" не должно остаться ничего традиционного – таков принцип современного либерализма. Традиция мешает управлению, свободному манипулированию информацией и потоками капитала. Поэтому либеральными элитами взят курс на воинствующий антитрадиционализм, который грозит превзойти "достижения" госатеизма советского образца.

Но почему так исторически сложилось? Откуда это кардинальное расхождение? И нет ли в либеральной доктрине скрытой религиозной составляющей? На этом следует остановиться подробнее.

Исторически зрелый тоталитаризм – это последнее звено в цепочке, которая берет начало с отказа от традиционного христианства. То есть с европейской Реформации.

Полностью сбрасывать со счетов богословский аспект проблемы было бы неверно. Оговоримся: речь сегодня идет не о протестантских церквях, а о "протестантской этике", которая давно является скорее политическим, нежели религиозным феноменом.

Тем не менее отметим, что именно в рамках европейской Реформации возник особый тип европейского миросозерцания, который основан на идее "избранности" одних людей по сравнению с другими. В XVI веке эту идею было принято понимать чисто теологически, как "избранность ко спасению".

В соответствии с ортодоксальным христианством спасение, как известно, есть категория неземной жизни. Однако мерилом "избранности" в рамках протестантской (особенно кальвинистской) этики все чаще становился материальный "успех" в земном мире. Эта концепция и стала отправной точкой для либерального проекта.

Позднее на этот морально-этический фундамент наслоилась философия Просвещения. Причем в бытовом, нефилософском понимании идея "просвещения" дикарей становилась своеобразной индульгенцией для политики колониальных захватов и шла рука об руку с военно-техническим прогрессом.

Но какие именно ценности цивилизованный мир так стремился "преподать" дикарям в обмен на живой товар, драгоценности, колониальную экзотику и дешевый труд?

Ценности европейской цивилизации в колониальную эпоху включали в себя либеральные идеи "естественных прав", парламентаризма и "свободной торговли". Причем термин "свобода торговли" понимался порой так широко, что включал в себя сбыт живого товара, "принуждение к рынку" ("опиумные войны" в Китае), угнетение и унижение туземного населения и т.п.

Таким образом, "естественные права" одних утверждались отнятием прав у других. Свобода европейцев оплачивалась угнетением мировых окраин. Технический арсенал для захватов обеспечивался успехами европейской науки, а жажда прибыли и материального успеха – доктриной "протестантской этики"...

В этом русле и шло развитие либерализма вплоть до эпохи "золотого миллиарда". Советский проект породил иллюзию выхода из этого круга и до поры до времени спасал либеральный мир от восстания окраин. Он давал угнетенным призрачную надежду и мнимую возможность выбора. А заодно служил своеобразным громоотводом: либералы всегда были готовы заявить, что ГУЛАГ – это следствие коммунистических идей, а Бухенвальд и Освенцим в лоне либерального общества возникли совершенно случайно.

Вопрос о кровных узах либерализма и фашизма уже был рассмотрен выше. Добавим лишь, что стремление отмежевать "доброкачественный" либерализм от его злокачественных последствий наталкивается не только на исторические, но и на морально-этические контраргументы. Ведь у любого критически мыслящего человека "возникает вопрос: почему "свободная конкуренция" (то есть борьба за выживание) допустима внутри либерального консенсуса, но такая же свободная конкуренция между нациями, классами или социальными системами дурна и непозволительна? В чем принципиальная разница?" (см.: Белжеларский Е. Логика и смысл современного либерализма // ПЕРЕЛОМ. М.: Пробел, 2013).

По тому же поводу уже упоминавшийся Макс Хоркхаймер, один из основателей Франкфуртской школы, однажды очень точно сказал: "Тоталитарный режим есть не что иное, как его предшественник, буржуазно-демократический порядок, вдруг потерявший свои украшения".

Сегодня подлинный генезис тоталитаризма перестает быть тайной за семью печатями. Вопреки мнению Карла Поппера, писавшего о "закрытости традиционных обществ", и Ханны Арендт с ее тезисом о панславистских корнях большевизма, тоталитаризм – продукт западной культуры Нового времени. Это совершенно очевидно.

Либеральные табу

Теперь мы можем вернуться к главному вопросу: что произошло с представлениями о тоталитаризме в ХХ веке и почему столь неубедительная теория появилась на свет и стала одним из устойчивых стереотипов массового сознания?

Чтобы замаскировать неудачную родословную тоталитаризма, его защитники всегда были готовы сохранить в списке критериев тоталитарного общества "сильную власть", но затушевать рационализм и дух модернити. Кроме того, они то и дело норовили подменить корпоративный коллективизм фашистского строя общинностью и соборностью русского, православного или – шире – любого традиционного общества. После серии таких подмен теория "двойного тоталитаризма" сделалась удобным политическим орудием, заточенным против любой традиции, в том числе и против европейского христианства. Которое, как мы сегодня видим, стало жертвой глобального секулярного проекта.

Скрывать пришлось не только истоки тоталитаризма, но и подлинные причины его расцвета в двадцатом веке. Собственно говоря, феномен германского нацизма адепты теории бинарного тоталитаризма предпочли не исследовать, а скорее заклясть, навесив табличку "фашизм". По сути, это был негласный интеллектуальный карантин.

Врага желательно знать в лицо. Но европейская рефлексия тоталитаризма пошла кружным путем, далеко уводящим от существа вопроса. Моральное отрицание нацизма и фашизма стало обязательным (что само по себе правильно), а вот их серьезное научное исследование попало в разряд общественных табу.

По-видимому, это закономерно. Ведь даже при беглом взгляде смысл явления слишком очевиден. Кроме параноидального антисемитизма (характерного для Гитлера и его окружения, но, скажем, отнюдь не для Муссолини), фашисты не привнесли в политическую практику западного общества ничего нового. Они лишь поменяли контекст – с туземного на внутриевропейский.

Например, касаясь в своих выступлениях "восточного вопроса", Гитлер говорит о том, что восточные территории должны стать для Германии тем же, чем стала Индия для британцев. Аналогичная ситуация сложилась с концлагерями. Впервые их придумали и воплотили англичане в ходе англо-бурской войны. Но если, будучи применена в Южной Африке, эта практика не вызывала особого беспокойства у европейской общественности, то те же методы, применяемые в центре Европы и к европейцам, вызвали настоящий шок. Что допустимо на задворках "свободного мира", то немыслимо в самом "свободном мире"...

Один из странных парадоксов этой ситуации заключается в том, что либеральное отторжение гитлеровских колониальных методов в Европе само по себе носило колониалистский характер, поскольку те же самые методы считались чем-то вполне допустимым вне европейской ойкумены.

Очевидный факт: режим 30-х годов в Германии – законный ребенок европейского либерального империализма – слишком серьезно ранил европейское самосознание и был отвергнут. Аналогичная история постигла и коммунизм. Оба явления были насильно отселены в теоретическое гетто, отсюда и нежелание лишний раз ворошить проблему.

Сегодня теория "двойного тоталитаризма" не только находится под огнем критики (о чем почему-то стесняются говорить в России), но и испытывает определенные внутренние пертурбации. Поскольку эта теория имеет не научную, а чисто политическую природу, то как только она попадает в поле открытой публицистики, так вокруг нее закипают страсти. Скажем, понятие "нормализация германской истории" все чаще звучит в ходе дискуссий и уже не считается неприличным, хотя явно несет в себе неофашистские коннотации (см. об этом, напр.:Дрожжин С.Н. Призрак неонацизма: Сделано в Новой Европе. М.: Алгоритм, 2006).

Интересные наблюдения за эволюцией доктрины тоталитаризма можно найти у многих авторов левого направления. Очень показательна статья Александра Тарасова "Ошибка Штирлица. Для чего им "теория тоталитаризма"?". Речь там идет о дискуссии, получившей отражение в сборнике "Прошлое: российский и немецкий подходы".

А вот мнение Томаса Зайберта, немецкого активиста движения против капиталистической глобализации: "В 1989 году после распада СССР... в Германии начался сильный рост фашистских тенденций. И однажды, когда я сидел дома и читал книжку, я сказал себе: "Ты не можешь просто читать книги в такое время, ты должен опять вернуться на улицы и дать достойный ответ фашистам"" (Зайберт Т. У левых нет готовых ответов на кризис // Левая политика. 2009. № 9).

Как и почему возникает ретроспективная фашизация либерального сознания, уже было сказано. Но важно еще раз подчеркнуть психологическую мотивацию этого процесса. Испытывая кризис содержания, либерализм формирует негативный тип идентичности. Отделяя от себя свои бывшие составные части, он создает убедительный образ врага как во времени (бывший СССР, Германия до 1945 года), так и в пространстве, в лице зависимой части мира ("Юг", "другая цивилизация").

Практика либеральной геополитики также предельно проста. Чужая традиция объявляется не соответствующей "стандартам демократии", то есть социально неполноценной, а потому якобы обреченной на зависимость и бедность. В действительности все наоборот: бедность есть причина неразвитости социальных и демократических институтов.

Закат теории

Сегодня морально устаревшая теория тоталитаризма удовлетворяет далеко не всех. Либерализм теряет способность объяснять себя.

Возникает вопрос: была ли либеральная система в ХХ веке с самого начала тоталитарной? Безусловно, была. И потому, что создала инфраструктуру мирового господства, включив в нее советскую "альтернативу" на правах подсистемы. И потому, что германская контрсистема, просуществовавшая 12 лет, имела стопроцентно либеральные корни.

Как известно, Иосиф Сталин, комментируя итоги войны, не произнес слова "фашизм". Он говорил о германском империализме. Кремлевский горец не соврал. Третий рейх был бесчеловечнее, а следовательно, либеральнее своих оппонентов. Но этот либеральный контрпроект провалился: новому дивному миру суждено было стать "империей Уолл-стрита".

СССР стал хотя и удаленной, но полноценной частью американского проекта. Советские вожди не были свободны в своих решениях и подчинялись "правилам игры", тогда как Третий рейх попытался осуществить слом системы, овладев европейским хартлендом. Поэтому называть советскую систему отдельным, самостоятельным тоталитаризмом совершенно некорректно.

Таким образом, в ХХ веке мы имели три взаимосвязанные идеологии. Это идеология-гегемон (либерализм), ее радикальное ответвление (нацизм) и идеология прикрытия, спутник идеологии-гегемона (советский социализм).

Теорию "двойного" тоталитаризма пора признать несостоятельной. В действительности есть только один тоталитарный режим – либеральный. Фашизм и коммунизм являются не его конкурентами, а его составными частями. Первый представляет собой ядро, а второй – периферию. Поэтому выстраивать систему "два тоталитаризма – одна демократия" просто не имеет смысла. Можно говорить о трех тоталитаризмах, но в этом случае слово "тоталитаризм" кардинально меняет смысл. Оно обозначает уже не доктрины, а состояние идеологического пространства в целом, которое возникло в ХХ веке.

Следовательно, правильно говорить не об отдельных идеях, а о состоянии тоталитаризма, в которое вошли европейская мысль и европейская политика в прошлом столетии.

"Состояние тоталитаризма" и есть конечный продукт развития европейской мысли после 1789 года.

Подлинным конкурентом тоталитаризма было и остается только христианство.

http://www.religare.ru/2_102940.html

За Иран и Русия

Исламская республика Иран является самым стабильным сторонником России почти четверть века — не сателлитом, но дружественной страной, которая искренне надеется, что Россия обуздает захлестнувший страну дикий капитализм.

Политика Ирана в отношении России строится на основе сотрудничества по мирной ядерной программе — это альфа и омега этих отношений. Никакие иные аспекты не являются для Ирана хоть сколько-нибудь более существенными. Так что у Ирана нет приписываемой им западными аналитиками и проповедниками стратегии ни в отношении Каспия, ни в отношении Кавказа, ни в отношении Северного Кавказа.

Иран ни разу не проявил никакой инициативы, которая шла бы в разрез интересам России. Иран воздерживается от критики России и тем более не ведет против нее ни пропагандистской, ни диверсионной войны, в отличие от иных государств.

Это единственная страна, которая сохраняет абсолютную лояльность России, прекрасно видя подводные течения, групповые интересы и лоббистские группы.

Иран благодарен России за поддержку его мирной ядерной программы, которую Россия оказывает не только технически, строя атомную станцию в Бушере, но поддерживая право Ирана на мирный атом на международном уровне.

Стратегический интерес Ирана на Кавказе заключается в том, чтобы здесь не происходило военных конфликтов — никаких.

Отдельно следует сказать о связях Ирана и Армении. Иран не только поддержал Армению энергоресурсами, он много лет спасал ее от блокады, в которой эта страна оказалась после после распада СССР и войны за Карабах. Много сил было тщетно потрачено Западом, чтобы разорвать этот союз. Армения обладает ядерными технологиями, работающей атомной станцией, кадрами и урановыми запасами. Зачем Тегерану Армения ясно, если понимать, насколько высоко значение ядерной программы в Иране. Союз Армении с Ираном гарантирует этой стране то, что она остается в зоне высоких технологий, а не превращена в азиатскую колонию больших держав.

Иран был последовательным сторонником целостности СССР, является безусловным сторонником целостности России и никогда ни в какой форме не поддерживал никаких сепаратистов.

Иран, в отличие от стран Залива, не считает, что на Северном Кавказе происходит джихад – ни сейчас, ни в ходе обеих чеченских кампаний. В Иране есть четкое понимание того, что внешние спонсоры, с одной стороны, пытались коррумпировать официальных муфтиев, а с другой стороны, стремились идейно и финансово поддерживать различные вооруженные группы.

При этом в Иране нет иллюзий относительно методов спецслужб с их борьбой против терроризма, все больше перерастающей в устрашение мусульман России. Там есть понимание, что под видом зачисток боевиков и накручивания антимигрантской истерии идет перераспределение собственности, уничтожение бизнеса и имущества конкурентов, введение феодальной коллективной ответственности, вводится запрет на мусульманскую литературу, хиджаб, строительство мечетей. В Иране есть понимание и того, что эти прискорбные факты являются отражение борьбы различных лоббистских групп. Но, в отличие от Запада и стран Залива, Иран не считает для себя возможным на этих фактах выстраивать критику России в целом.

Поэтому в Иране предпочитают рассказывать о России в позитивном ключе, а именно о политических шагах и инициативах, о старине, литературе и истории, о многообразии народов и общин, культурных традициях.

В Иране есть понимание общей судьбы с Россией.

Обе страны находятся под постоянным огнем критики Запада и их союзников. Обе страны обороняются от самых разнообразных форм вторжения: от насаждения террора до псевдодемократических бунтов, от направления в страну афганского наркотрафика до попыток культурного вторжения. Обе страны роднит сохраненное этническое и религиозное многообразие. У обеих стран древняя и богатая история. В Иране и в России мирно уживаются общины мусульман и христиан, и это мирное соседство Запад там и тут пытается раскачать.

Западные аналитики старательно не замечают, что в Иране, в отличие от Южного Кавказа, нет никаких трений между многомиллионной общиной азербайджанцев и многотысячной общиной армян. Более того, армяне в Иране, оставаясь христианами, имеют всю полноту прав, множество храмов и монастырей, газеты, школы, спортивные центры.

В Иране, где преобладают шииты, есть обширные области, населенные суннитами. Несмотря на целый ряд усилий, Запад не сумел сподвигнуть суннитские общины на диверсионные действия, поскольку права суннитов, как и права христиан, иудеев, зороастрийцев, не ущемлены. Более того, наибольшее число героев иракской войны – именно уроженцы приграничных суннитских областей. Семьи героев, живых и павших, пользуются в Иране особым почетом. Есть шахиды иракской войны не только из числа суннитов, но и из христиан и иудеев.

Особенностью иранской политики является то, что Иран принципиально не согласен с образованием Израиля на земле Палестины, считает этот режим оккупантом и последним апартеидом, обвиняет его в убийстве своих ученых и постоянном поднятии градуса речевой и военой агрессии. Отношения с этой страной для Ирана невозможны.

Интересно, что страны Залива, включая Саудовскую Аравию, развернувшие настоящую диверсионную войну против Ирана, активно сотрудничают на уровне своих спецслужб с Израилем, позабыв о палестинцах даже на уровне риторики.

Иран же, со времени Исламской революции, никогда не забывает о палестинцах и Палестине. Помимо помощи палестинцам, именно Иран вывел Палестинский вопрос на международный политический уровень, выстроив всемирный фронт поддержки палестинцев. Аятолла Хомейни провозгласил день аль Кудс, отмечаемый по призыву Исламской республики в дни месяца Рамадан. Произошло это в 1979 году, когда Хомейни принимал Ясира Арафата.

Конструктивные отношения Исламской республики с Россией стали возможны с момента окончания афганской кампании и письма аятоллы Хомейни Горбачеву, в котором тот выразил мысль, что без духовного содержания народ и страну ждет гибель. Горбачев и его окружение, с их кругозором третьесортных партийных пропагандистов, тяготившихся наследием коммунизма, не смогли даже примерно понять и ответить на это послание — все их мысли были направлены на то, как бы стать частью респектабельного, с их точки зрения, Запада, и забыть коммунизм, как страшный сон.

Хомейни называл США “большим сатаной”, а СССР — “малым сатаной” в значительной степени из-за того, что предвидел предательство советских начальников и то, чем закончится тупиковое стремление “обогнать США” в потреблении — в области, где Западу нет равных.

Этого титула Советский союз удостоился за то, что, с точки зрения Хомейни, советы хоть и являлись антагонистами капитализма, но были вынуждены постоянно сверять свою повестку с миром “большого сатаны”. Так СССР оказался втянут в афганскую кампанию и в военную помощь Ираку, развязавшему 8-летнюю агрессию против революционного Ирана.

После письма Хомейни Иран никогда не проявлял враждебности России, хотя поводов было достаточно — в ельцинские времена и позднее. Ни одна страна в мире не показывала такого постоянства в дружеской лояльности России.

Инициатором сближения с Ираном был патриарх Алексий Второй, который считал, что для России гораздо важнее укреплять связи с исламским миром и независимыми странами, каким является Иран, чем искать благосклонности Запада, который не успокоится, пока не превратит весь мир в источник обогащения.

Менее результативными были попытки установления связей с Ираном силами кавказских депутатов. Так, в Иран приезжал Надиршах Хачилаев, однако не нашел там заинтересованности в налаживании связей ниже государственных.

Было несколько попыток межпарламентских визитов и позднее, но иранская сторона также не сочла такие связи хоть сколько-нибудь полезными.

Иран руководствуется принципом “не Запад, не Восток”, не занимается экспансией, не экспортирует революцию и не обуян идеей распространять шиизм — это аксиомы Исламской революции, принципы шиитов и культурная особенность Ирана, хотя многочисленный отряд проповедников и западных аналитиков утверждает обратное.

Исламская революция 1979 года для мусульман мира, особенно — на Кавказе, была мощным глотком свободы и стимулом развития мусульманских общин повсюду. Особенно это было ощутимо в Таджикистане и Азербайджане. Однако Иран, в отличие от стран Залива, не посылал в Россию и на Кавказ ни проповедников “истинного ислама”, ни эмиссаров джихада, не основывал фондов, занятых прозелитизмом, не спонсировал конфликтные инициативы, не открывал реки финансирования муфтиев, чем активно занимались другие страны.

Одной из первых книг, которую внесли в список запрещенной литературы в России, стало «Завещание» Хомейни. Надо понимать, какое значение имеет этот труд для иранцев, глубокий анализ происходящих в мире процессов. Хотя эта книга является важнейшим наследием революции, Иран не стал делать никаких заявлений по поводу ее запрета в России.

В президентство Дмитрия Медведева Россия отказалась от поставок Ирану установок С-300, подписала удушающие санкции ООН. Пуск атомной станции в Бушере много раз откладывался, а затем компьютерные системы станции оказались инфицированы вирусом. И снова Иран урегулировал все эти обстоятельства келейно, не поднимая шума.

В России были убиты дети сотрудников посольства — убиты с нарочитым вызовом, под камерами наблюдения, недалеко от поста милиции, в районе проживания дипломатов. И снова Иран не стал придавать этой трагедии огласки.

Российские снабженцы разного уровня всячески саботировали поставки запчастей к самолетам гражданской авиации, что привело к ряду авиакатастроф, однако и в этих случаях Иран нашел пути решения проблемы, не идя на конфликт.

Иранские банки не могут более проводить трансакции, российские посредники заморозили экспорт лучших в мире фисташек, превосходных овощей, фруктов и прочих товаров из Ирана и поставок в Иран. Но и это является поводом не более чем шуток в Тегеране.

Еще в 90-х годах иранские студенты успешно учились на стратегически важных для Ирана специальностях. При Ельцине диктат США был таков, что ряд вузов закрыл прием иранских студентов. Это положение сохраняется и теперь, однако Иран решил проблему подготовки научных кадров и не имеет претензий к российской стороне.

В Иране хорошо знают Кавказ, как Южный, так и Северный, знают особенности менталитета народов, горячность нравов и многообразие культур. В Иране понимают сложную кавказскую мозаику, проблему нехватки земель и драматизм столкновения нравов дикого капитализма и кавказского характера. Кроме того, в Иране хорошо понимают Кавказ, поскольку у них тоже в избытке представлены горные племена и народности, сохраняющие этнические особенности, в том числе доисламского происхождения.

В Иране отчетливо видят и анализируют схемы проникновения израильской агентуры на Кавказ, сферу ее влияния и методы действий. Для иранцев не составляет особой сложности, в отличие от нечутких к исламской тематике российских спецслужб, анализ действий различных сил — от узких доктринерских групп до разнообразных джихадистских образований. Также в Иране есть понимание того, что значительная доля дестабилизации и террористической опасности продиктована на Кавказе бизнес-интересами местных кланов, а не действиями подполья.

Иран не вмешивается в дела России и не осуждает ее действий — этот принцип был соблюден во времена всех волн насилия на Кавказе от армяно-азербайджанского конфликта, событий в Абхазии и Южной Осетии до обеих чеченских кампаний и грузинской войны августа 2008 года.

Иран наблюдает за активностью израильской агентуры в районе Большого Кавказа, за ростом военного сотрудничества и проникновением сюда разнообразных западных структур.

Не менее внимательно в Иране наблюдают за раскручиванием темы национализма, «русских маршей», сменивших «болотную активность». В Исламской республике есть достаточно четкое понимание о том, какие векторы силы действуют на российской улице и в сфере пиартехнологий. Они полагают, что в России власти смогут удержать эти эксцессы, и они не опасны целостности страны.

В Иране есть понимание того, какие ошибки совершает российская власть на Кавказе и в отношении мусульман, но культура и менталитет иранцев таковы, что они не высказывают своего мнения на этом важнейшем стратегическом направлении.

Иранцы ищут консенсуса, а не противостояния. Вот поэтому если иранцам отказали в России в получении образования и запретили книги, они интересуются гуманитарными науками и восхищаются тем, что новобрачные приходят поклониться могиле Неизвестного солдата.

В Иране с большим интересом относятся к области гуманитарных знаний. Так, на персидский переведены все лучшие книги классической и современной русской литературы, там активно изучают русский язык – зачастую просто в качестве хобби. Иранцы знают и ценят советское кино, особенно — советские фильмы о войне, с большим вниманием относятся к российской традиции почитания воинской доблести.

Что касается деятельности Ирана в России, то она начисто лишена попыток культурного и тем более религиозного вторжения. Иранцы очень дозировано пропагандируют свои достижения, главным образом, в области культуры, науки и образования: проводят фестивали кино и симфонической музыки в столице, показывают произведения искусств и ремесел, издают книги по истории и культуре своей страны. В Куме, Тегеране, Исфагане функционируют университеты, которые принимают на любые специальности на льготных условиях студентов из бывшего СССР, помогают им освоить язык.

В Иране успешно, несмотря на удушающие санкции, развивается наука и технологии. Многократно Иран протягивал руку помощи гибнущим коллегам в России, с прискорбием наблюдая, как один за другим закрывались НИИ и лаборатории. Но эта дверь в отношениях наших стран прочно заперта. Ученые и конструкторы доживают свой век на обочине, Россия платит миллиарды за западные технологии, пока ангажированные СМИ и сетевые агитаторы рассказывают невежественной публике о “захватнических аппетитах” Ирана и “шиитском полумесяце” на Ближнем Востоке.

http://kavpolit.com/kakoj-kavkaz-nuzhen-iranu/


**

Как сообщалось, 24 ноября в Женеве завершились переговоры министров иностранных дел «Группы шести» с делегацией Ирана по ситуации вокруг иранской ядерной программы. Итоги переговоров анализирует в интервью «Русской народной линии» политолог-международник, заместитель директора Северо-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте России, доктор философских наук, профессор Юрий Косов:

«Это результат многих компромиссов, в нем заложены определенные выигрыши и угрозы поражения при некоторых сценариях развития. При определенном стечении обстоятельств может проиграть как Израиль, так и Россия и Запад с Соединенными Штатами, но сейчас успехи для всех очевидны. Конечно, каждая из сторон сделает так, чтобы невыгодный для нее сценарий не реализовался.

Какие плюсы от этого соглашения?

Прежде всего, это выгоды, которые получают сами политики, тот же Барак Обама. Он как бы позиционирует себя и хочет войти в историю как американский президент – миротворец, как президент, получивший Нобелевскую премию мира. Для американских президентов это большая редкость. Был еще Джимми Картер, но он получил премию не как президент, а уже за свою деятельность после того, как покинул президентский пост. Барак Обама получил Нобелевскую премию мира, занимая пост Президента США. Он обещал закончить войну в Ираке и в Афганистане и предпринимает для этого усилия.

В XXI веке он первый президент, особенно на фоне агрессивного Джорджа Буша, который выбрал мирный вариант развития судьбы в истории сирийского конфликта. Хотя давление на него оказывалось достаточно серьезное. Наметилась тенденция негативной оценки деятельности второго президентства Барака Обамы, поскольку США явно потерпели поражение в Сирии. Режим Асада, которого они всячески клеймят, находится у власти, а у оппозиции множество проблем. В Ираке также хватает проблем, хотя война заканчивается, и США уходят, не добившись тех целей, которые они ставили. Конечно, Бараку Обаме, чтобы придать новое дыхание своей политики, нужен был внешний политический успех. И если предыдущие президенты – Буш или Клинтон - ориентировались на победоносную небольшую войну, то Барак Обама ориентируется на мирное разрешение кризисов. Решение застарелого иракского кризиса, который идет со времен Картера, которого признали самым слабым президентом в XX веке, конечно, повышает авторитет Барака Обамы, придает политике США новый импульс. Америка подтвердила свое лидерство, по крайней мере, в Западном мире. Также она подтвердили свою ведущую, инициативную роль в мировой политике.

Для России и Президента Владимира Владимировича Путина это также важный успех, поскольку он превращается в наиболее влиятельного политика в мире. Его предложения по Сирии получили широкий резонанс. В свое время говорили, что в Сирии победила наша дипломатия, а Украину мы проиграли, Сирия где-то далеко, а Украина рядом, но только что пришло сообщение о том, что Украина откладывает подписание соглашения об ассоциации с Евросоюзом, что также еще один очень серьезный дипломатический успех России. Теперь - заключение договора по Ирану. Россия всегда выступала за мирное решение этого вопроса. Многое что для этого сделала. Пророссийские предложения опять стали драйвером, как в сирийском урегулировании, и поэтому это работает на прибавления влияния Президента Владимира Путина и иранских лидеров.

Иран устал от блокады. Мои коллеги международники говорят, что Иран напоминает Советский Союз 1984 года: дефицит, производительность труда в Иране в 5-10 раз ниже, чем в странах Запада. Понятно, что страна не богатая, хотя есть нефть и газ, но продавать их не разрешено. К этому прибавляется блокада, дефицит лекарств и других товаров. Народ от этого устал. Иранское руководство, которое сейчас смягчает санкции в отношении Ирана, выводит страну в мировую экономику, тоже получит успех в своей стране. Новому Президенту Ирана это пойдет в актив с точки зрения политики конкретных лидеров и их имиджа. Для Запада блокада Ирана, напряженные межгосударственные отношения, всегда являлись серьезной проблемой, это всегда был "гвоздь в ботинке", потому что имелись явно антизападные, антиамериканские настроения в одной из крупнейших стран Ближнего Востока. Иран фактически региональный лидер по экономическому, политическому и демографическому потенциалу. Очень влиятельный среди определенной группы мусульманского населения страны, он, конечно, ослаблял позиции Запада в регионе и усиливал антизападные настроения. Иран финансирует различные группировки, которые открыто выступают с оружием в руках против Израиля и интересов Запада, поэтому это урегулирование напрашивалось. Тем более, что в 1950-е и 1970-е годы до исламской революции Иран был одной из самых прозападных стран региона. Поэтому смягчение отношений с Ираном, установление отношений с ним еще не нормальных, но уже не враждебных, бесспорно отвечает интересам Запада.

Конечно, американцы Израиль не сдадут и тут есть масса всяких и механизмов и рычагов. Но то, что в данном случае Соединенные Штаты не посчитались с интересами Израиля, это факт очевидный и достаточно редкий в американской внешней политике. Можно вспомнить только лишь дружбу Соединенных Штатов с Саудовской Аравией. Они поддерживают саудитов, которые тоже антиизраильски настроены. Здесь Соединенные Штаты делают определенный геополитический расчет. Иран, во-первых, связан с тем, что ослабевает роль Израиля в регионе. Соединенные Штаты понимают, что сотрудничество с Израилем уже не позволяет контролировать этот регион, как в 1950-е, 1970-е годы и даже 1990-е годы прошлого столетия. Сейчас Ближний и Средний Восток кардинально изменился. Если Израиль живет на дотации Соединенных Штатов, то богатейшие арабские нефтедобывающие государства сами дотируют Соединенные Штаты, делая вклады в их облигации и прочие ценные бумаги. Усилился военный потенциал региона и отдельных держав. Мы помним, что в кризисе вокруг Сирии Соединенные Штаты поддерживали позицию Израиля, который предлагал разгромить Сирию и вооруженным путем свергнуть режим Башара Ассада. В итоге Израиль и Соединенные Штаты попали в очень не приятную ситуацию, из которой приходилось выходить очень тяжело. Мы помним, как озабочен и откровенно расстроен был Барак Обама на саммите G-20 в сентябре в Петербурге. Было видно, что человек очень переживает, что он попал в ситуацию очень непростую. Данный случай напоминает аналогию российской политики в отношении Ливии и Сирии, когда Россия поддержала позицию Запада по Ливии, а в итоге получила совсем не то, что ожидала. По Сирии Россия заняла совсем другую, более жесткую позицию.

Мне кажется, Соединенные Штаты, поддержав решение Израиля по Сирии, взяв курс на жесткую конфронтацию, на военное вмешательство, остановились буквально у последней черты, поняв, что вмешательство будет себе дороже. Но в этом случае к мнению израильского руководства по поводу Ирана они не прислушались. Конечно, в Соединенных Штатах есть очень мощное произраильское лобби, которое сейчас активизируется. Сейчас предлагается создать определенную группу, определенную комиссию по переговорам с Израилем. С Израилем будут отдельно работать, ему пообещают экономическую и военную помощь плюс еще какие-то преференции. Звоночек для израильского руководства тревожный, если они обладали огромным, неоспоримым влиянием на Соединенные Штаты, то сейчас стратегическое решение по развитию региона принимается вопреки мнению Израиля. Такое решение не приведет к генеральной линии Соединенных Штатов на сдачу Израиля вообще, его, конечно, будут всячески поддерживать, но, тем не менее, произошли изменения геополитической ситуации в регионе. Если раньше Соединенные Штаты могли решать свои проблемы, опираясь на Израиль, который, как орешки, щелкал арабские армии, громил их, то сейчас США втягиваются в регион и становятся игроком, потому что Израиль их интересы в регионе защитить не может при такой массированной поддержке. Из "шерифа Соединенных Штатов" в Ближневосточном регионе, Израиль постепенно, как считают многие наши российские международники, превратится в «мальчика», которого надо будет всячески защищать от его арабских соседей. Израиль проводит политику эмиграции со всего мира. Численность еврейской общины там составляет порядка 6 млн. человек за 50 лет эмиграции из всех регионов. В это же время население арабских стран уже перевалило за двести и подходит к 250 млн., а уже к середине XXI века будет составлять около полмиллиарда человек. Таким образом, соотношение евреев и арабов составит - 1/100, а это серьезный демографический фактор. В этих странах есть деньги, образование и вооруженные силы.

Женевские договоренности – это, конечно, определенный триумф российской дипломатии. Выстраивается определенная линия: Сирия, Украина, Иран. Как говорят: один раз - случайность, второй раз - совпадение, а третий раз уже закономерность. Это говорит о том, что Россия вернулась на мировую арену как сильная мировая держава. Советский Союз был сверхдержавой. Многие говорили, что его скорее боялись, чем уважали, но не один мировой вопрос без Советского Союза не решался. Как в первой половине XIX века ни один вопрос в Европе не решался без Российской Империи.

Возвращение России на мировую арену в таком качестве, когда большинство мировых вопросов не решаются без нее и даже во многом решаются по ее инициативе, говорит о восстановлении утраченного статуса. Но если Советский Союз боялись, то сейчас в мире растет популярность российского руководства. Популярность Президента России достаточно высока, авторитетные западные журналы признают его самым влиятельным лидером по оценкам Форбс и Тайм. В отношении советских деятелей это было трудно представить, поскольку шла "холодная война". У России очень серьезный геополитический потенциал, достаточно сильные по мощи вооруженные силы в мире и второй паритетный с Соединенными Штатами ядерный потенциал. Это очень сильные факторы. Многие говорят о недостаточной эффективности и силе российской экономики, но Россия сейчас подтягивается к пятерке развитых стран, но пока с ограниченностью своего экономического потенциала, зато Россия сумела компенсировать этот недостаток дипломатическими возможностями, дипломатическими традициями, которые в нашей стране очень велики. Они идут от имперской России и Советского Союза, от российских и советских дипломатов.

Этот успех также несет для России определенную скрытую угрозу. Сейчас открывается газопровод Южный поток, началась работа в Сербии. Но ситуация такая, что сейчас Россия имеет монополию на поставки газа в Европу. Но если сближение Ирана и Запада пойдет очень быстрыми темпами, то тогда нитки газопроводов могут пройти через Иран. И газ из Средней Азии на Запад пойдет не по российским трубопроводам, а по иранским. Это может нести в себе определенную угрозу. Но я думаю, что быстрого сближения между Западом и Ираном не произойдет, так как пропасть очень велика. Кроме того российская газовая дипломатия предусмотрит этот вариант и найдет соответствующие альтернативные маршруты и альтернативные рынки сбыта».

http://ruskline.ru/news_rl/2013/11/25/etot_uspeh_takzhe_neset_dlya_rossii_opredelennuyu_skrytuyu_ugrozu/